Автор Тема: Славный град Николаев  (Прочитано 2590 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Граждан Валерий Аркадьевич

  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 180
.. Славный град Николаев
« Ответ #3 : 18 апреля 2010, 10:33:18 »
Дякую,хлопци,дуже дякую!Здесь хвылынка того, что было на самом деле.А про Привоз и книгу написать мало будет.Рассказов новых для следующей книги около двадцати, повесть приключенческая об уголовниках в сибирской тайге,повесть о знаменитом и малоизвестном переходе дизельных ПЛ в 42-м году из Владика в Полярный через Панамский.Об С-56 и двух других лодках в Рыбачьем и Гремихе наслышаны, а вот кроме дневников Героя Советского Союза кап-лейт.Щедрина, командира С-56-ничего.Застал в живых комендора экипажа Кучеренко.Кого заинтересовало, заказывайте книгу:чем больше, тем дешевле.Валера.

Оффлайн Петраш Николай Викторович

  • "Чажма", 1968-71г.г.
  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 910
  • Телеметрическая служба, РТС-9, б/н Р-9-11
.. Славный град Николаев
« Ответ #2 : 15 апреля 2010, 19:42:43 »
   Прочитал с интересом.
Есть конечно не мало этнографических неточностей. Но в большинстве из них вполне сойдет, а вот нижеперечисленные, мне кажется надо откорректировать:
  - кава - это не какао, а кофе ;
  - кавун - это не дыня а арбуз ;
  - вместо кухлЯк - надо кухлЫк ;
  - вместо чЕхлик - надо чАхлык ;
  - вместо осмОлени - надо осмАлени ;
  - вместо о це - оце(одно слово) ;
Корабль храни в душе своей.

Оффлайн Граждан Валерий Аркадьевич

  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 180
Славный град Николаев
« Ответ #1 : 15 апреля 2010, 15:00:04 »
                                                                   
                                                            « НЭСЭ  ГАЛЯ  ВОДУ»
                                                           Жителям славного города
                                                           Николаева посвящается.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   

          То, что Николаев- самый чудный (чудной) город для нашего брата моряка, -истина бесспорная. И отправились мы, моряки- подводники, в град Николаев с нескрываемым восторгом.  Там для нашего флота отстраивали корабль, доселе на Тихом океане не виданный. Этот город и корабелы, живущие в нём, сами по себе люди необыкновенные. Широкие  душой и крепкие натурой. Видно поэтому и корабли у них получались ладные, надёжные. Жаль, если урбанизация исказила сегодня его изумительную украинскую окраску с русскими задатками. Ныне, как утверждают, стараниями бывших властей почти нанесли не- то что отпечаток, а изрядный ляп  на облик Николаева 60-х годов. Хотя бесспорно, что хата, пусть и побеленная, но уступает благоустроенной  многоэтажке. Но это так, с высоты полёта и досягаемости дымовых труб. Мы же, собранные с атомных субмарин моряки, судили иначе.
        Ещё в Харькове, где поезд стоял около получаса, на нас пахнуло Украиной по всей розе ветров. И прежде всего это были цветущие сады, сирень, акации, липы и просто шикарные клумбы. Дополняли цветники восхитительные дивчины в юбочках, которые… ах, лучше не бередить душу!
        А уже в воскресенье с утречка наш вагон поравнялся с окнами пассажирского вокзала города невест Николаева. Вываливались мы из вагона как двугорбые верблюды: вещмешки, скатки шинелей. Весь матросский скарб мы пёрли на себе. Если всё это барахло, именуемое ФОРМОЙ ОДЕЖДЫ, заменили двухпудовой гирей, но плоского исполнения с лямками,- было бы куда легче. А так все мешки и узлы сваливались, сползали под ноги и мы едва не падали. Глаза заливал пот, смахнуть который было нечем : не хватало как минимум ещё двух рук…
          Но и это было терпимо, если можно было бы материться чуть громче. Но вдоль тротуаров на нас созерцали «дуже гарные дивчины». Мало того, они подбадривали (как им казалось) нас: «Здоровеньки булы, хлопчики! Приходьтэ у вечор на танцы! Мы вас кохаем!!» О боже, сделай так, чтобы они молчали: мы и так скрипим зубами. Но… Впереди нас вдруг остановился порожний  «ГАЗик». Водитель посигналил нашему старшему лейтенанту, махнул рукой: «Эй, старшой, куда ребят ведёшь? Случаем не в Третий городок идёте, что у Коммунаров? Давайте ваши баулы в кузов! Зараз пидвезу. Я сам с Тихого! (Тогда ещё не меняли погоны на «Ф», а оставались родные «ТФ»). Садись, кто со мной!» Вот уж тут мы воспряли  духом и кто- то крикнул: «За-апевай! Нашу запевай!»
И Иванов с Абряровым рванули:
      За кормой бурун вскипает,
     В светлом зареве восток!
     В голубом тумане тает
     Наш родной Владивосток!
  И мы подхватили полутора сотнями глоток:
       Расстаётся с берегом лодка боевая:
       Моряки – подводники в дальний рейс идут!
       За кормой след белой пены тает,
      Чайки провожают нас в далёкий путь!
      А вместо шарканья по асфальту хлёстко вжарили подошвы флотских прогар!
    Уж сколько мы успели «сбацать» песняка, но к воротам своего пристанища на почти восемь месяцев добрались бодро. Нас ждал водитель – «корефан», служивший не просто на «ТФ», а на нашей, ставшей родной, Камчатке. Наши вещевые аттестаты были уже уложены у стенки КП. Нас не просто ждали, а даже накрыли на камбузе столы! А нашего благодетеля звали Виктор Коба, он же приглашал нас в гости. Махнул рукой с наколкой якоря и укатил. Потом- то мы сообразили: более половины мужского населения Николаева- бывшие моряки, пришедшие на перегон кораблей. Да так и присохшие к одной из здешних дивчин. И кто только потом не приглашал нас в гости! 
          Уже сразу после расселения нас в казарме военного городка, мы поняли: привезли нас, тихоокеанских моряков по сердечному адресу. Николаев превосходил знаменитое обилием невест Иваново. Здесь их было по две и более в каждой украинской хате. Хаты же утопали в садах и слепили глаза белизной стен и разноцветием крыш. А к нашему приезду в каждом саду расселились как минимум по паре соловьёв. И представьте нас, окамчадалившихся моряков, чаще видевших чаек, бакланов и ворон, да кривые каменные берёзы , в таком сказочном раю! А женского рода у нас была разве что палуба, которую надо было драить, да каток из шинелей килограммов под двести «Катька» для натирки паркета в казарме после отбоя. Что в обиходе так и зачитывалось строевым старшиной: «Сидоров, Ломакин и Синюхин будут иметь акт с «Катькой» сразу после отбоя. Разойдись!»
        Ко всему мы года по два- три не видели женских ног в чулках или без оных. Корячки, коих лицезрели изредка и издалека,  носили круглый год меховые сапожки ичиги. Русскую женщину в Рыбачьем в 60-е годы если и видели, то в санчасти. Служили на флоте тогда четыре года с гаком. «Гак» в идеале с видом на гауптвахту достигал восьми месяцев. А тут сразу всё, да ещё   без ичигов и кухлянок! А вдобавок  к соловьям прошёл  слух о том, что неподалёку, на Зелёном острове танцы. Ну, кто ж такое выдержит! С офицерами, похоже, происходило то же самое: после ужина на аллеях городка даже честь отдавать было некому. Разве что замполиту каплею Кляцкому, у которого жена как бы была, но где- то далековато. Да к тому же чужих каплеев, даже подгодки (третий год службы) честью не жаловали. Годки же, как известно, устав лишь уважали, хотя и не блюли.
         Вскоре мы отметили, что загорать всего лучше на широком торце бетонной стены, что окаймляла городок. Стена стала нашей вотчиной и уродовать её колючей проволокой никто не посягал: здесь не тюрьма. Кстати, насколько помнится, даже на гауптвахте «колючки» не наблюдалось, дабы не оскорблять души моряков. Так что принимали солнечные ванны лёжа на стене с удовольствием: не сгоришь и картина «зазаборья» как на ладони. Хотя, если в самоход (самоволку), то можно сбегать и на речку. Сразу оговоримся, что патруль солдатский «по умолчанию» не трогал матросов. Моряки в патруле на солдат вообще не обращали внимания. Хотя гауптвахта каким- то образом пополнялась: сам убеждался дважды. Всё дело было в том, что в самоволку ходили по робе, а это очень удобно- не запачкаешься и подготовительных трудов минимум. В увольнение же следовало стирать до идеальной белизны форменку и отглаживать до острия бритвы с мылом брюки, ботинки драили до изнеможения. Ко всему в увольнении многое было «низзя» и возвращаться ко времени. Но зато… по форме два (белый верх, чёрный низ и бескозырка с чехлом) на танцплощадке ты был королём и без проблем выбирал «найкращую дивчиноньку». А возвращался в казарму, заведомо договорившись о самоволке на берег Буга.
           Был и другой вариант «культурного» увольнения. Шли вдвоём, реже- втроём. Расчёт был прост: примечали хатку, где две- три девушки на выданьи,- туда и шли. Повод банальный: купив бутылку сухого вина, просили у хозяина стакан.
- Ой, хлопцы, та вы проходьте! Жинка, ты глянь, яки гарны парубки до нас прийшлы! Та чого там, будэ вам стаканы, вы сядайтэ пид вышню в холодок (там вкопан летний столик с лавками персон на десять). О це ж, хлопчики, вы цю погань (наше вино) сховайте куды! Я вам свого кваску дам поснедать(попробовать)!- И тут же несёт бочонок с ведро ёмкостью.
- Та вы не чурайтэсь, квасок не дуже крепкий, никто и не побачит. Жинка, зови Галю, да Наталью с Любанькой, хай помогут накрыть стол, да кавун (дыню) поспелее, шо с кисельком булькае!...Та-й почнём трохи.
     Тут же следует разлив по бокалам чистейшего домашнего сидра. Безусловная застольная чашка со слоёным салом, яички, зелень, фрукты… А к салу картошечка со шкварками, да селёдочка домашнего копчения… Ах, боже мой, до чего же богат и прост укранский стол!
- А о це цибуля с селэдкою! Будь ласка, визьми трошки. Меня Петром кличут, а це мои дочки: Галя, Наташа, та младшенька- Любаша!
          И пошла гулянка на славу. Старались вначале , до визита, приглядеться, а то и вовсе договориться с дочками на тех же танцах.  А уж потом, как бы невзначай,- приходили. Нередко знакомства завязывались теснее. Часто переходили в сватовство и свадьбы. Но старпом на наши любовные фортели заявлял категорично: «Четвёртый год демобилизую после приёмки корабля. Третий год обойдутся письмами. А салагам служить надо, а не о юбках думать! Танцоры, мать вашу!»
           Было начали водить на завод, где строился наш корабль. Водили строем по «вулыце Садовой». Конечно же с песней. Мы, хотя и по робе посещали верфь и цеха, но отглаживали её не хуже «формы два». Не работать шли, а так, вроде как на экскурсию. Приводили и… уходили наши офицеры «по срочным делам», оставляя строевого старшину- годка. Мы разбредались по заводу, хотя поначалу мы всерьёз лазали по нашему кораблю- громадине. Поначалу захватывало дух от его монолитного  величия. Никак не укладывалось в голове, что вот эти горы железа будут идти по морям и океанам наперекор штормам и течениям. Но горы приобретали формы. Привезли из цехов форштевень и линию вала, водрузили дизеля, цистерны, варили пиллерсы, мидельшпангоут. Многое для нас, подводников, было незнакомо. А потому интересно.
        Но в цехах было интересней: у станков всё больше стояли молодые девчонки. И когда возле каждой табунились по три- четыре матроса, а по территории носилась девичья тачанка- электрокар с матросами, заводское начальство нашу острую «любознательность» к заводу решило временно отклонить. И нас перенаправили на подсобные хозяйства и внезаводские работы в городе. В садах созревали фрукты, а на полях арбузы, виноград. Но там поступали разумней: нас по двое- трое прикрепляли к «смуглянке- украинке», отчего наша производительность в уборке перекрывала все нормативы. Руководители хозяйств безмерно благодарили: кормили  досыта и мы вдобавок везли в городок «для вахты» едва не по тонне снеди для камбуза. Однажды угостили необыкновенным вином, а по сути- винградным спиртом. Самое смешное- на сбор винограда нас сопровождал замполит. Он старался казаться «ярым поборником дисциплины».
       Поехало человек тридцать. Управились быстро. Председатель накрыл для нас столы с благословления самого каплея Кляцкого. Даже намёка на крамолу среди выставленных на столах блюд не было.  Вот разве что виноградный сок… Но запах (нюхал лично замполит) был исключительно тонкий, присущий ТОЛЬКО редкому сорту винограда «Лазорёвый» (вымышленно). А коли Николаев изобиловал соками куда более именитыми, то наш попечитель лишь отведал снедей и прилёг в теньке отдохнуть. Принесли на подносе некие бокальчики и дубовый бочонок. Председатель, тоже в прошлом флотский, что- то шепнул старшине и кивнул на зама. Старшина Головко лишь махнул рукой: «А-а, давай по махонькой!» Выпили кто сколько: от одного до двух- трёх бокальчиков. Это был просто божественный нектар. Пился изумительно легко, прямо- таки как газировка с двойным сиропом. Замполит отошёл то сна на природе, когда все уже мертвецки спали и тоже в теньке. Отведавшие «сочку» просыпались с изумлением: в голове легко и ясно, а вот тело расслабилось и весьма. Пока доехали, организмы реставрировались напрочь. Замполит о ЧП докладывать (на себя?) не стал. Как, впрочем, и ездить более на сбор винограда.
      Если хочешь услышать «мову», то бишь незамысловатую речь на некой смеси украинско- русской- западеньской, то следует сходить на базар. Уверяю: ни в одном цирке, либо театре вы такого не услышите и не «побачите». Базар по- николаевски- «привоз». Сразу оговоримся, что с нашим «жалованием» на привозе  «дуже важко» (трудновато). Но это если что куплять (приобретать). Хотя на деле, если «трошки поснедать» (попробовать), то бери, будь ласка (пожалуйста)! Так что мы, матросы, ходили между рядов привоза как на приёме у шведского короля. А «шведский стол»- не что иное, как закусь (и выпивка) неограниченно и, по слухам,- бесплатно, то есть «на халяву».
- День добрый, тётенька! Як це говорят…-Пытаемся изложить «на мове» запутавшуюся мысль отведать солёных рыжиков. Но «тётенька» оказывается полиглотом от греческого до австриякского,  а то и на мадьярском и включая Европу без окраин вроде Испании. Не редкость на привозе реплики на иврите и даже идише. С нами общались на «москальском», сиречь на русском «як воны це разумиют», то есть в переложении на наше понимание.
- Шо, парубки, як в мэне грыбочки? Снедайте, не лякайтеся (без боязни)! Оце вам вилка.» -Едим, хвалим, получаем «добро» снедать ещё, «бо дуже смачно».
        Прилавки нескончаемые и всего- то на них полно. Но ряды с салом… о них можно слагать оды, поэмы! Слоёное, копчёное, поросенок молочный целиком, окорока, буженинка, корейка, рёбрышки копчёные (с мясом!!), свиные головы и гениталии «тильки шо с пид кобанчика, осмолэны, е варени»(хвалят гурманы)…  Развороты сала как такового: толщиной в мизинец, палец, ладонь… Шпик и по- домашнему, с перчиком красным, горошком. С чесночком особым и корицей, лаврушечкой и гвоздикой. Эх, нет сил описывать всё это великолепие и мы среди него: только протяни руку и тут же тебе длинноусый «дядьку» протянет вилку с куском лакомства на пробу. На привозе вообще было не принято с матросов брать деньги. Мы же старались «пробовать» в меру : съестное- кусочек, вино- стаканчик, горилку- стопку. Горилку брали редко: пьяный матрос на улицах города в нашу бытность практически не наблюдался. Разве что вечерком, да и то так себе- «на веселе». Таких  даже патруль «не замечал».
       Но разыгрывались на привозе и сцены целиком, без антрактов, а акты шли сплошняком, без пауз.
- Куды тикать! Ты в менэ трохи аки шпак заспиваешь, чехлик невмирущий! ( У меня не убежишь, сейчас соловьём запоёшь, кащей худосочный), я тоби , вужик огнепальный у тры горла наллю горилки, щоб тоби перекондубасило, та гепнуло! Це будэ сниданок, тай вечеря и кава с силью! ( я тебе, Змей Горыныч трёхглоточный , залью горилкой на завтрак и ужин! Будет тебе какао с солью!) –Мутузила здоровенная бабёха своего подгулявшего втихаря тщедушного мужа. Публика всего привоза внимала с благоговением, подбадривая обе стороны.
-Дядьку, тикай, бо вбье до смерти!
- Горпина, врежь твому гуляке! Вин в мене выжрал задаром цельный кухляк горилки, та сала впер шмат. Наддай богато! (Врежь ему как следует, он у меня кувшин самогона и шмат сала на халяву сожрал!)
- До побачення, хлопци, а то захдьтэ до менэ, я на Грамадяньской вулыце в пьятом будынке.
        И это лишь крошечный эпизод из полигамной, восхитительной картины УКРАИНСКОГО ПРИВОЗА.
      Хорошо запомнилась нам улица Садовая, очевидно, и мы её жителям. Вначале на завод, а потом и во всякого рода музеи мы начинали поход с неё, либо с моей однофамилицы: Гражданской (Грамадяньской), это если в культпоход.
       Тогда был изумительный солнечный день, каких в Николаеве большая часть в году. По выходным нас водили куда- либо для «культурного обогащения». На сей раз экипаж почти целиком ждали не- то в Краеведческом, не- то в Военно- историческом. Их не мудрено спутать, ведь город – то флотский и по любому- военный. Как и вся его история. Ко всему из гарнизона нам прикомандировали духовой оркестр из моряков (другой бы мы и не приняли!). Замполит наставлял:
- Пойдём по центру города, по Ленинскому проспекту. Разрешено идти под военно- морским флагом. Песни на всём протяжении и самые лихие. Можно шуточные, вроде «Топ-топ!». Ага, с мамой по дорожке…Ха- ха. Всем ясно?! Форма одежды- два! Разойдись!»
          Выход в 9 утра, к обеду должны управиться. Туда- сюда пешком и с песней под оркестр. Построение на плацу, выход- с него же. А к оному времени жара уже стояла несусветная. Суконные парадные брюки, как бы это подоходчивее,- в жару несколько мешают ходьбе. И не только, если к проблеме подходить комплексно. Но мы пошли… А оркестранты выжимали из нас ресурс, как из реактора на ходовых испытаниях лодки. Так что при выходе на проспект подошвы хромачей (ботинки) дымились , а пятки ног гудели. Пот ручьём тёк по спинному жёлобу и ниже. Но мы орали, как морпехи в атаке:
     Наверх вы, товарищи,
     Все по местам!
     Последний парад наступа-а-ет!
     Все вымпелы вьются
     И цепи гремят…
      Вдоль улицы задул мощный тёплый ветер. С деревьев были сорваны первые листья и брошены нам в лицо. Но даже наши брюки взмокли от пота, потемнели от влаги форменки. Ветер закручивал листву, срывая на ходу новую. Из- за домов поползли иссиня- чёрные тучи. Повеяло живительным холодком. Мы перешли от строевого шага на циркулеобразный. Ноги переставляли с отлётом в сторону: сукно брюк тёрло всё и вся. А оркестр гремел неустанно. Неужто трубачам было легче? Сомневаюсь.
        Наверх якоря поднима-а-ают!
       Сверкнули прямо над головами сразу несколько молний. Невообразимый гром, треск ударил по ушам! Но мы уже шли будто полупьяные, ослеплённые молнией… В перерывах между раскатами грома слышали медь оркестра:
      Прощайте, товарищи, с богом, ура!
      Кипящее море под на-а-ами…
Ливень, гром, музыка, и наше стремление перекричать стихию… Всё это создавало поистине феерическую картину и ошалелые чувства. Мы забыли о брюках, о воде в ботинках и насквозь мокрых форменках. В нас вскипала некая ярость к стихии! И единственное средство борьбы с ней была наша песня. А впереди строя, как в жарком бою шёл наш знаменосец комсорг, старшина Володя Иванов!
        Изумлённые горожане стояли на тротуарах и тоже под дождём, но не прятались. Их завораживала наша песня. А мы, будто смеясь в лицо разнузданной стихии, запели нашу хохмовую строевую, перелопаченную со шлягера «Топ-топ,- топает малыш!» А брызги летели из- под наших ботинок, едва не достигая тротуара.
- Топ, топ, топает малыш!
  С мамой по дорожке, милый стриж…
      В сотню глоток мы давили стихию, а впереди в белых перчатках нёс наш флаг ВМФ наш заводила и вожак «комсы» экипажа Володя Иванов. Зрители хлопали в ладоши, кричали кто что: «Гарно, хлопцы, браво! Во даёт флот!!»  И, конечно же, нами восхищались те, ради кого мы были готовы повторить всё заново… Конечно же, это были несравненные дивчины Николаева. В музее с нас стекло не менее десятка вёдер воды и мы перестояли основной «слив за борт» в тамбуре. След в виде ручья так- таки за нами тянулся по всем залам. Но грело то, что здесь нам были рады.
         Хотя, если по правде, то в Николаеве нам везде были рады. И не помнится НИ ЕДИНОГО случая эксцессов, а тем более драк с местными парнями. А вот юмора- хоть отбавляй. В тот день нас привели на какую- то исключительно сельского вида «вулыцю» с беленькими хатами. Привезли на грузовике лопаты, носилки, кирки и даже мётлы. До места событий нашу «джаз- банду» препроводил  лейтенант Шпак. Впрочем, он совершенно не имел намерений разделять с нами компанию.
        Так что после краткой беседы с нашим главстаршиной Головко, Скворец (по украински- Шпак) упорхнул в не менее экзотические кущи. По отработанной схеме командование перешло к Кузе с двумя лыками. Мерзляков служил всего два года и лычку пришил с неделю назад. Парень вначале опешил, но командование принял как медаль «За отвагу» при освобождении Праги. Мы на это не обратили внимания, ибо лопаты были розданы, а участки поделены. То есть выходило, что командирские функции вроде иссякли. Тем более, что за вином гонца уже послали. Мерзляков тешил себя тем, что он теперь СТАРШИЙ и копать не обязан. Мы тоже не особо горевали: копать следовало на два штыка вглубь и около полутора метров в длину на брата.
        Потянулись на работу служащие. Традиционное «здоровеньки булы», «добрый ранок, хлопцы!».А кто позже, то уже скороговоркой: «Я выбачаюсь, трошки проспав, до побаченя!» (Извиняюсь, проспал, свидимся!). А на лавочки выходили в расшитых узорами юбках пенсионные тётки с мальцами для присмотра и семечками. А мы уже докапывали. Зной не докучал: акации и липы веяли прохладой и ароматом. Вернулись гонцы с банками вина по 50 копеек литр. Было завозражал Мерзляков (пьянка всё же!). Но потом спохватился: он ведь тоже деньги сдал, правда до облечения властью.
        А мы быстренько помогли докопать тем, у кого грунт попал не ахти податливый. Осталось снести землю в кучу под погрузку. Таскали явно без огонька.
- Ой, хлопчики, як важко працюваты! Та пийшов он до трёх бисов цей газ! (Канава назначалась под газ.)- посочувствовала тётя на наш «непосильный» труд.
- Кума, а ты не побачила, що воны не справы, кваску бы парубкам! Вона яку канавищу зробылы!
       Тёткин почин подхватили соседки. На лавочки вышли деды, в прошлом бравые флотские. Мы сложили инструмент и расселись вдоль канавы. Перезнакомились и угощение вошло в кульминационную фазу. По краю земляного сооружения расстелили газеты и рушники (полотенца).
- А то, хлопцы, тоди я на «Стерегущем» сигнальцом був. А фрицы пидойшлы до Одессы…- Уже травил байку дядьку Степан.
-Дядь Степан, а вот у нас на лодке, когда был смотр…
      За полчаса до обеда прибыли Кузя, за ним Головко и последним прибежал Шпак: «Ой, ребятки, я припозднился, давайте строиться. В часть пора!»- Но его, похоже никто не слышал. А дядька Степан уже сколотил хор и учил «заспивать песняка»: «Нэсе Галя воду-у, коромысло гнэтся-а-а.
                      А за ней Иванку  як барвинок вьеться:
                      Галю, моя Галю, дай води напиться…
                       Ты ж така хороша, дай хоч подывиться
         И наш Шпак пошёл на компромис, разделив трапезу с местным населением, у кого- то во дворе.  Не пить же ему с матросами! А так всё «под контролем».     
       Пришли мы в городок к ужину. Наше отсутствие заметил разве что дежурный по камбузу и окрестные собаки, наевшиеся на халяву от пуза. Хотя животным в Николаеве и в обыденные дни живётся не скучно.
     А что касаемо нас, то даже по истечении полувека мы с благоговением вспоминаем лучший город нашей лучезарной и полной приключений юности. И сегодня, став седыми, мы с душой «спиваем» ту песню: 
                         Вода у ставочку, пиды, та й напийся.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           
                        Я буду в садочку, приди подивися.
                        Прийшов у садочок, зозуля кувала.
                       А ти ж мене Галю, та й не шанувала…
                                     Валерий Граждан. Николаев- Ульяновск, 1967 год.