https://slon.ru/posts/50595 Хорошая статья со слона о том как
российская космонавтика встает с колен.
Михаил Кокорич: «После Крыма и «Боинга» инвесторы сказали прямо: ребята, забудьте про деньги»
Кокорич известное имя в российской космонавтике.
В июне 2014 года в конференц–зале гостиницы InterСontinental на Тверской собралось много журналистов. Через считаные часы на орбиту должен был отправиться частный спутник – первый за всю историю отечественной космонавтики. Виновник торжества Михаил Кокорич с волнением и энтузиазмом рассказывал о планах развития Dauria Aerospace, созданного им вместе с партнерами разработчика и производителя бюджетных аппаратов.
Данные дистанционного зондирования со спутников Dauria, этих «видеорегистраторов» Земли, можно использовать для чего угодно, объяснял Кокорич: для мониторинга судов, предупреждения стихийных бедствий, поиска свободных трасс и парковок в мегаполисах, разнообразных прогнозов – от урожая и промышленного производства до погоды. Предполагалось продавать съемку с разрешением 22 метра всем, включая независимых разработчиков мобильных приложений. Площадкой для розничной продажи информации обещала стать облачная платформа CloudEO. Над этим космическим аналогом AppStore Dauria работала в Германии. Но конструкторское ядро проекта находилось в Москве.
События на Украине уничтожили планы глобального присутствия Dauria
Гранты, налоговые льготы, дешевый квалифицированный персонал, симпатии (и контракты) Роскосмоса – перечислял тогда мне Кокорич преимущества разработки в России, «рае для предприимчивых людей».
«Нам «Сколково» выделило гектар земли для строительства собственного R&D–центра. Сколько стоит в Москве гектар земли?» – доходчиво пояснял он. Компания, открывшая, помимо «Сколково», офисы в Мюнхене и калифорнийском Маунтин–Вью, изначально рассчитывала на международный масштаб проекта. Партнеры вложили в него все привлеченные от инвесторов деньги, $30 млн, и ожидали новых траншей.
Прошло девять месяцев. Кокорич живет в Калифорнии, куда перевез жену и детей. Я встречаю его в Кремниевой долине и застаю в ином расположении духа, чем видел до сих пор. События на Украине уничтожили планы глобального присутствия Dauria. Компанию подстрелили на взлете, признает Михаил. Конкуренция на космическом рынке требует солидных бюджетов, но где их теперь взять? Попытка Dauria поднять $50 млн по итогам третьего раунда – суммы вдвое большей, чем удалось собрать за предыдущие два, – провалилась. «Вежливых людей» в Крыму и сбитого над Донбасом пассажирского самолета хватило, чтобы венчурные фонды Долины повернулись спиной к российской компании.
Сам Кокорич, судя по всему, готовился к худшему еще в начале весны. Когда Владимир Путин под бурные аплодисменты произносил свою крымскую речь в Георгиевском зале Кремля, Кокорич энергично сбывал имущество – личную недвижимость и акции российских компаний. «С «Яндексом» чуть запоздал, остался в убытке на десяток–другой процентов, правда, потом они рухнули в три раза», – говорит он.
Плохие новости нарастали. Украину охватила война, на Россию легли санкции, а разногласия с Западом переросли в затяжную конфронтацию. И словно всего этого было мало, в отношении компании Кокорича возбудили уголовное дело. Российские следователи обвинили ее в мошенничестве при выполнении опытно–конструкторской работы «Космическая платформа “Карат–200”» в рамках, как написали «Известия», миллиардного контракта с одной из структур Роскосмоса. Информация, утверждает Кокорич, не подтвердилась, но настроения не улучшила. «Осталось только объявить нас американскими шпионами, – невесело шутит предприниматель. – Чтоб уж для полного букета».
– Михаил, какова теперь судьба ваших подразделений в Европе и Америке?
– Их пришлось закрыть. Поначалу все шло хорошо. Мы запустили три аппарата, они работают. И качественно работают. Но потом был Крым, и мы не смогли поднять третий раунд инвестиций. У нас были инженеры здесь [в Калифорнии] и в Европе. Я как раз занимаюсь закрытием местного подразделения, а это совсем не просто, я вам скажу. Два–три месяца уже этим занимаюсь.
– Сколько здесь было сотрудников?
– 26 человек плюс в Мюнхене около десяти. В Европе у нас была обработка данных. А в Калифорнии располагался центр по разработке определенных компонентов. Но когда закрыты все возможности по привлечению капитала, включая банковское финансирование, смысла развивать этот бизнес нет.
– Выходит, вы теперь только в «Сколково»?
– Да, только в «Сколково».
– А ваши планы стать глобальной компанией?
– Можно быть российской компанией и продавать информацию везде, что мы сейчас и пытаемся делать. Есть же, допустим, спутниковые группировки во Франции, Испании, которые работают на весь мир. Но физически присутствовать на Западе мы не можем, просто нет денег. В России, правда, наша жизнь тоже усложнилась. Вы знаете, что в прессе написали, что против нас якобы возбудили уголовное дело. Одним словом, очень сложно оценивать перспективы нашей работы.
– Откуда оно вообще появилось, это уголовное дело?
– Начнем с того, что никакого уголовного дела нет, мы о нем прочитали в прессе, как и все. Мы послали запросы в компетентные органы, но никто там наличие такого уголовного дела нам не подтвердил. Конечно, дыма без огня не бывает, наверняка был какой–то повод. Но какой именно и откуда он взялся, мы до сих пор не знаем.
Михаил Кокорич, создатель компании Dauria Aerospace и первого частного спутника. Фото: Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ
– А упомянутый в статье миллиардный контракт – он–то был?
– Это тоже неправда. Никакого миллиарда не было, были 10 млн рублей, то есть $130 тысяч, а мы, для сравнения, в компанию за последние два года вложили $30 млн. Если говорить о контракте, который, по прессе опять же, нам инкриминируется, то он был выполнен не просто качественно, а сверхкачественно. Он был одним из наших лучших. Мы хотели выиграть большой контракт, поэтому старались, как могли. Кто является инициатором всего этого уголовного дела, мы не знаем.
– Еще раз про Крым. Неужели реакция инвесторов на новости с Украины оказалась столь бурной?
В международном рэнкинге мы были в первой десятке, но теперь все наши конкуренты оторвались от нас вперед на два–три года
– Мы компания не просто с русскими корнями. Мы компания с главным офисом в России, стране, которая находится в международной изоляции. Вы думаете, такой компании достанутся деньги международных инвестиционных фондов? Это же очень просто понять. Вот сложился какой–то фонд, а его конкуренты взяли и вытащили на свет неприглядный факт о том, что деньги калифорнийских пенсионеров или, не знаю, кого еще, учителей вложили в такую компанию. Это же скандал будет. Деньги ведь не из вакуума берутся. Из пенсионных фондов, еще откуда–нибудь. Вы можете представить, что сбережения американских офицеров пойдут в компанию, которая создает спутники, из страны, которая поддерживает повстанцев, воюющих на Украине? Так что для российской компании да еще из нашего сектора шансы поднять деньги таких фондов равны нулю.
– Если можно, чуть подробнее. Как технически происходил срыв раунда?
– Поначалу ситуация просто подвесилась, заморозилась. И произошло это на финальной стадии переговоров с инвесторами. Мы планировали привлечь $50 млн. Хотя наши конкуренты в то же время привлекли больше $100 млн. Skybox, например.
– Не так давно SpaceX подняла, если не ошибаюсь, $1 млрд от Google и фонда Fidelity.
– Вот. Когда произошел захват Крыма, поправлю себя – проведение референдума по вхождению Крыма в состав Российской Федерации, и особенно когда сбили «Боинг», тогда даже подвисшие переговоры сразу перешли в разряд безнадежных. Нам сказали прямо: ребята, все, забудьте про деньги.
– Вы живете в Калифорнии. Ваши личные контакты как–то могли смягчить партнеров?
– Если даже ни один российский банк сегодня не может привлечь западное финансирование, что говорить о нас.
– Как вы в итоге скорректировали стратегию?
– Мы находимся в состоянии выжидания, зимней спячки. Пытаемся выполнять те небольшие контракты, которые есть. Также пытаемся работать на другие рынки, в частности в Азии, но в основном фокусируемся на тех участках, где уже есть финансовый партнер, заказчик.
– Какие контракты?
– С Роскосмосом, и есть несколько контрактов с зарубежными заказчиками, о которых мы публично не сообщаем. Поскольку мы сейчас не привлекаем деньги, нам нет нужды что–то раскрывать.
– Как скоро, вы думаете, ситуация может вернуться в прежнее русло?
– Никогда. Это навсегда, навечно. По крайней мере, на протяжении моей экономически активной жизни такого уже не будет. Поэтому мы полностью меняем стратегию. Теперь мы чисто российская компания, основной источник доходов – выполнение контрактов. Мы, конечно, будем потихонечку какие–то свои проекты реализовывать, но об их перспективах говорить преждевременно. Мы начинали примерно в одно и то же время с нашими западными конкурентами: Planet Labs, SkyBox, еще есть пять–шесть компаний. В международном рэнкинге мы были на высоких местах – в первой десятке или близко к тому. Но теперь все наши конкуренты оторвались от нас вперед на два–три года. Мы позади даже компаний второго эшелона, которые начинали после нас. Все они подняли деньги и заметно продвинулись в технологическом отношении. Собственно, эти вещи взаимосвязаны – деньги и инновации. Если даже случится чудо, через три года наш рынок откроется и мы сможем привлекать деньги, они ничего не изменят. В своем рынке, сегменте создания малых группировок, будем уже существенно отставать от Запада.
– Теперь вы говорите о трех годах.
– Ну, это так, просто смелое предположение. Еще раз повторю, для той модели бизнеса, которую мы развивали в прошлом, позапрошлом годах, это в любом случае будет поздно.
– Все стремительно меняется?
– Конечно. Нужно будет искать уже другие модели. Поэтому мы сейчас больше заняты развитием технологии. Наблюдением за рынком. Будем искать новые точки роста, смотреть, какие ниши открываются. Рынок–то безграничный. Не знаю, может, полетим осваивать астероиды, может, космический data–центр организуем, электричество будем там вырабатывать, будем при помощи наших аппаратов влажность почвы измерять, длину травы, высоту волн.
– Как теоретически можно было бы избежать такой ситуации, подстраховаться?
– Наверное, стать полностью иностранной компанией, но именно что теоретически. На практике это сделать невозможно по объективным причинам. У нас много инженеров в России. Мы же не можем их всех перевести на Запад.
Собственно, серьезные инвестиции в рискованные проекты делаются только на тех рынках, где существует развитая инфраструктура. Прежде всего это США, в меньшей степени Европа. Что–то есть в Азии и России. Надо честно признать: не будь даже той экосистемы, которая сложилась в России, мы бы и к нынешнему этапу не пришли. Ведь у нас есть поддержка от «Сколково», «Роснано», других институтов развития. Мы получили от них деньги. Даже в прошлом году получили грант от «Сколково», по нему делаем спутник для получения снимков высокого разрешения, который запустим в конце следующего года. 150 млн рублей вкладывают они, и столько же мы. Скажу откровенно: в текущей ситуацию это ж чудо, что получилось сделать то, что было сделано, – запустить спутники на орбиту. Ведь не было никаких предпосылок.
Но проблема в чем? Мы не можем от этой экосистемы питаться вечно. Если выходить на уровень конкуренции с большими стартапами, которые выросли до крупных проектов, там масштаб деятельности становится такой, что нас наша экосистема уже не вытянет. Имелись планы решить проблему, но вмешалась геополитическая ситуация, и это объективный фактор, с которым ничего не поделаешь. У нас, конечно, есть определенное мнение по этому поводу, но оно никого не интересует. Оно в данном контексте и нас не особо интересует, потому что мы нацелены на продолжение бизнеса.
– Как жить и развиваться дальше, есть конкретные мысли? Про траву и влажность почвы я понял, а если серьезно?
– Идей–то много. Но как известно, Strategy Is A Commodity & Execution Is An Art. Еще в конце 2012 года наша компания представляла собой двух человек, а уже в прошлом году мы запустили на орбиту три спутника, все они работают. Завершили фазу орбитального тестирования. В этом году начинаем продажу информации, хотя предполагалось, что это будет тестовый аппарат. То есть первоначально продавать полученную с его помощью информацию мы не планировали. В сложной, кислотной среде сделать такое – это, считаю, фантастический, феноменальный успех. Главная задача сейчас – прожить ближайшие два–три года. И поверьте, это очень и очень непростая задача – сохранить и развивать то, что есть.
– А как же Роскосмос, о хороших отношениях с которым вы прежде не раз говорили? Он не готов вас поддержать?
– Роскосмос занят собственными делами, и я их понимаю. Понимаю масштаб задач, который перед ними стоит. Они космодром достраивают, сливаются–разливаются. Им не до нас. Но главное, если со стороны государства будет осознанная политика: давайте будем развивать конкуренцию в этой сфере, поможем этому бизнесу, не будем душить избыточным регулированием, не дадим умереть, тогда есть шанс. Если плюнут и скажут, чтобы под ногами не мешались, тогда… история на этом закончится.
Взято отсюда:https://politota.d3.ru/comments/719907/
Под этот проект даже был создан "Центр управления полётами частного направления".
http://bzhi.ru/novosti/1134-v-rossijskoj-federatsii-otkryli-tsentr-upravleniya-poletami-chastnogo-napravleniya.html