Автор Тема: О курсантах, головных уборах и не только  (Прочитано 299 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Онлайн Вахтенный у трапа

  • Служил советскому народу
  • Ветеран ПИК. Администратор
  • ***
  • Сообщений: 23307
  • "Неделин" 1982-92
О курсантах, головных уборах и не только
« Ответ #1 : 26 июля 2024, 12:40:16 »
Рассказ А.В.Гобова, начальника измерительного комплекса "Маршала Крылова".

Было это, когда мы были курсантами, да что там - на IV-м курсе было. Случилась у нас практика в Севастополе на вычислительном центре (ВЦ) Черноморского флота. Старшим на практике был преподаватель специального математического обеспечения к2р Сергеенко, помню я его марковские процессы, до сих пор помню. Приехали мы в славный Севастополь. Нас сразу в матросский распределитель (полу-экипаж). Предложили проживать в помещении на 200 человек вместе с вновь призванными матросами. Никаких наших увещеваний о том, что четвёртый курс, там то-сё, никто и слышать не хотел. Ответ был один: «Других помещений нет. Выставляйте вахту, ну и далее обычный флотский порядок с перемещениями и т.д.». Сергеенко в курилке долго думал, а потом принял волевое решение: «Сёмин (наш заместитель командира взвода (ЗКВ), а командира и предусмотрено штатом не было), сейчас 16:00. Чтоб в 18:00 тут никого не было. Всем снять жильё и составить список с адресами. Лично проеду, проверю каждого».

Ребята разбежались искать.

Нашего товарища Эдика Макеенко родственники жены нагрузили какой-то передачей, которую надо было доставить по адресу. Чтоб не оттягивать в долгий ящик, выведали: где эта улица, где этот дом, благо наш Леша Перминов - севастополец с рождения, со стажем можно сказать. И мы, четыре неразлучных старшины (зэкэвэ и три комода: Дима Сёмин, Эдик Макеенко, Олег Лапин, и я) повезли передачу из Питера.

Выяснилось, что это частный сектор на Стрелке. Поехали, а там, куда кривая вывезет. Время терять было некогда… Добрались на троллейбусе до кинотеатра «Родина», поблукали по частному «шанхаю» в поисках нужного адреса. Нашли, передали. Люди, которым передавали посылку, оказались не очень приветливыми, на наши расспросы о возможности снять жильё прозвучало что-то невразумительное. Благо, по улице шла какая-то старушка, которая сказала, мол, на параллельной улице, дом с зелёными воротами, там сдают.

У калитки дома с зелёными воротами покричали хозяйку, вышла добротная женщина (по нашему тогдашнему пониманию о возрасте), сказала, что всё сдала, но может сарайчик подойдёт. Она там поставит койки, а сдаст не очень дорого. Мы переглянулись. Искать что-то иное, было не ко времени. Пошли осмотреть хоромы. Сарайчиком оказался, флигелёк, со своим маленьким двориком, с окнами и уютной обстановкой. Мы согласились. Так была решена проблема проживания.

Надо сказать, что жили мы там, у хозяйки, довольно таки хорошо, по-семейному. Случалось, она подкидывала съестного, а мы в чём-то ей помогали. Пожалуй, самое запомнившееся – собрали черешню с огромного дерева, сами наелись, да потом хозяйского компота напились. На тот момент у хозяйки гостила внучка Алина, симпатичная старшеклассница. Ей очень по нраву был Олежек Лапин, она как его видела, так и замирала. Поэтому, когда надо было что-то особенное, мы отправляли Олега, и всё благополучно разрешалось.

Как оказалось, с деньгами было туго (помните, наверное, что зарплаты за несколько месяцев так и не дали). Эдику супруга установила скудное денежное содержание, да и сам он как глава семьи не мог поступить иначе, не оставишь же сына на голодном пайке, а Дима, потратил то немногое, что у него было, спасая подругу жены нашего товарища Васева - Сару (мама назвала её Наталией, но то ли потому что отучилась она в Америке, то ли как-то там была связана с ней, её все звали САРА). После бурных проводов Васева семьёй, Сара поехала на нашем поезде «зайцем». О том, что она едет в поезде, узнали только на третьей остановке.

Мы погрузились в поезд на Московском вокзале. Разместились в купе. Костя Похрабов как всегда педантично раскладывал вещи. Полез на третью полку, задел мою фуражку, и она кубарем полетела вниз, на что Олег Лапин заметил:

- Андрюха, сшей ты себе уже в Севастополе фуражку!

- Да, мне и эта хороша…

Были у меня деньги отложены, да что-то останавливало… И тут Сёмин Димка с присущим ему пафосом (когда его спрашивали кем он хотел бы стать после училища, неизменно отвечал командиром тральщика! Меня это страшно смешило):

- Ну вот, что это у Вас господа будущие офицеры за фуражки? Родина дала - родина смеется? Так говорят? Нет, я не гугенот какой-то (так мы иногда вставляли это словечко, после проведенного опроса в роте, когда на наше изумление многие не смогли обозначить откуда оно), но ведь такое ощущение, что вот… - и он небрежно взял мою видавшую виды мичманку.- Вот это не флотская фуражка. Нет. Это какой-то перекрашенный в благородные флотские цвета фурик….пардон, какого-то сапога. При всем своем уважении к нашим армейцам ….– разглагольствовал Сэм.

- Дубина! - не сдержался я, - Сшита она по благородным лекалам прошлого, и называется мица, а в названии ее слышатся отголоски миноносок, а не как твоя ФУРА - картонная коробка: огромная и несуразная, – тут я лукавил конечно, при 190 см роста смотрелся его экземпляр на нём великолепно. Вручена она была Дмитрию отцом после окончания третьего курса. Сшита мастером со Стрелецкой, с высокой тульей и огромным свесом по корме. Такие шили офицеры ОВРы (не буду уточнять соединения, поскольку, как мне кажется эта аббревиатура точнее показывает дух, да и у флотских редко можно услышать бригада ОВРы), такой фасон был и у тогдашнего командующего ЧФ адмирала Хронуполо Михаила Николаевича.

Михаил Николаевич - достойнейший адмирал, под его руководством из территориальных вод СССР были вытеснены нарушившие их американские крейсер «Йорктаун» и эсминец «Кэрон». Тогда оставалось чуть больше месяца до известных событий, в результате которых адмирал Хронуполо будет уволен в отставку «по состоянию здоровья».

Димкин отец прошёл горнило службы на ЧФ, начиная с Севастополя а потом и в Поти служил на ОВРе. Какое-то время был командиром тральщика и рассказывал, нам, друзьям Димы (мы гостили у них в Москве проездом в отпуск домой) о днях своей офицерской юности с большим азартом и вдохновением. Дом Сёминых всегда был открыт для нас, за что им, родителям, низкий поклон.

Сталкивался и я с овравцами, да, пожалуй, и не только, сам служил, правда, было это на другом конце страны. ОВРа отвечает за безопасность района, обеспечивает вход и выход кораблей в базу. Служба на кораблях напряжённая, неизвестно, когда выскочишь за ворота и кого будешь гонять. Мы между собой шутили, что как на велосипедах «ездиют». Корабли небольшие, запасов мало. Порой, чтобы помыться доставалось всего пол стакана воды. А уж какой-нибудь межбазовый переход, так это вообще, место для подвига. Кто выходил на этих кораблях в открытый океан, знает, что качка «голова-ноги» - это не самое неприятное… Но, вместе с тем, было у офицеров бригады и особое чувство достоинства. Это и пропуск на внутренний рейд кораблей, это и рейдовые посты, это и свое хозяйство. От этого чувствовалась внутренняя независимость и ощущения своего, личного. Пожалуй, поэтому командующие всегда с пристрастием относились к ОВРе, что и выливалось в особую форму щегольства, как с этими фуражками.

Ходили байки в училище, что на ОВРу, на рейдовые посты отправляют «диссидентов», но мой жизненный опыт показал, что кадры на флоте работают вопреки всякой логики. Если уж желаешь где-то служить, то сам должен об этом позаботиться. Под лежачий камень вода не течет, только одно места ракушками зарастает от чего всё чешется и беспокоит, но упрекнуть некого – всё сам!

Фуражки… Я не был никогда флотским «модником», мне достаточно было, чтоб было спокойно, удобно и практично. Но, КАК ГОВОРИТСЯ, ЕСТЬ ОСОБЕННОСТИ. На первом курсе мы, ещё не знающие ничего, заметили, что головные уборы не похожи один на другой. Это потом, не много оперившись, стали различать: «уставные», это те, которые выдают интендантские службы, «шитые», это те, которые заказывают в ателье у мастеров, ну и особый шик - это так называемые «грибаны», это уж для совсем «свободных духом».

Уставные в основном были «мичманки», их ещё называли МИЦА, такие аккуратненькие, небольшие, с выраженным козырьком. Сделаны они были из недорогого материала и быстро занашивались. Изнутри клеёнчатый ромб посередине, чтобы не засаливался верх. В белой был съёмный чехол из плотного материала. Он должен быть белоснежным и приходилось его стирать почаще. Было две пружины - одна внутри тульи, другая под чехлом. После стирки чехла, его обязательно следовало натянуть на пружину, чтоб расправился, в противном случае фуражка принимала форму седла, как не растягивай. Ещё одна болезнь, если не побеспокоится, то замок на пружине мог ржаветь. В годы перестройки стали поступать головные уборы нового образца, я их назвал язовки, по фамилии тогдашнего министра обороны, достойнейшего ветерана Великой Отечественной (кто-то связывает их появление с другим министром, а может это разные образцы элитарного искусства). Язовка - это такой удивительный экземпляр…. Сшиты из не плохого сукна, тот, кто занимался снабжением флота, попытался угнаться за модой, да модельера выбрал высокой моды. Получилась какая-то дребедень. Тулья высокая, загибающаяся как палуба авианосца, а свес короткий, ну, соответственно фуражка как седло. Прямо по пехотной моде. Ну, разве может носить морской курсант подобное? Чайки – засмеют!!!

Шитые, заказывались в ателье. Шились из добротного сукна, из которого шьют старшим офицерам форму. Зачастую флотский жаргон определял эти фуражки гордым словом ФУРА. Различались по месту изготовления: «кронштадка», «севастополька», «калининградка» и т.д. Но и в одном городе существовало несколько разновидностей. Были с высокой тульей или с низкой, как на портретах Нахимова. Были со сформованным и жестким околышем или мягким как шляпа. Верх фуражки обычно матерчатый, но встречаются экземпляры, сшитые из великолепной тонкой кожи, за такими легче ухаживать в сложной морской жизни. У старших офицеров шнур, его ещё называют подбородный ремешок, на фуражке золотого плетения. У мичманов, старшин, курсантов и младших офицеров – лакированный. Фурнитура на шитых фуражках приветствовалась особая. Пуговицы могли быть медными, образца 50-60 гг, а кокарда (военно-морской краб) обязательно шитой. Краб - это вообще гордость военно-морского офицера, его носили до последнего, пока новые веяния в государстве не изничтожили его окончательно, заменив кокардами, получившим, в зависимости от вида, едкие определения «плевок» и «курица». Золотая нить, которой расшивали краб, в мое время бралась из шнура для фуражек старших офицеров. Так, что какова была фуражка, зависело от мастера, который шил это произведение искусства. Мастеров передавали по наследству от отца сыну, от старшего курса младшему. Но была у всех одна особенность: верх фуражки (поле) должен быть идеально ровным, как мечта моряка о спокойном море, не должно быть и намека на седло или морщинку. На первом курсе хотелось себе такую, но к четвёртому у меня это желание прошло. Говорят, что по фуражке можно было отличить принадлежность к подводникам, противолодочникам, овравцам, но я этого не ощутил, наверное, не придавал значения, а может и время было другое.

Были ещё особые фуражки «грибаны». Это уже постмодернизм какой-то. «Их не шили на заказ, как правило их делали самостоятельно ручками. Хорошо сделанный "грибан" попытка облагородить складское недоразумение», - прочитал я как-то на одном из флотских форумов. Они модернизировались в основном из мичманок. Убирался лишний наполнитель в тулье, случалось оставляли только жесткий остов, иногда, чтоб придать форму, использовали черпак от ложки. Пружина, которая натягивает чехол, укорачивалась. Были они очень легкими и очень удобными, садились на голову так, что поле принимало очертания головы, и было схоже с грибом. «Грибанами» их ещё называли, возможно ещё и потому, что их количество росло как грибы, несмотря за наказания за порчу имущества и безжалостному истреблению офицерами. Пристрастие к «грибанам» я заметил и на кораблях, куда попал после училища. Обычно носили их свободолюбивые и в чем-то упёртые люди.

Мы продолжали беззлобно обмениваться мнениями по поводу эстетического вида фуражек, в том числе конкретно моей мицы. Главным моим аргументом было то, что она уставная, а красоваться в форме я не люблю. Сэм же выводил из темы фуражек целую философию, не лишённую, впрочем, остроумия, а также верных наблюдений за психологическими типами обладателей разных вариантов уставного и не очень головного убора. По его мнению, выходило, что дальше какого-нибудь затрапезного ВЦ на службе мне ничего не светит. Я был с этим искренне согласен, и это было ещё одним аргументом не заказывать пошив. Мне по душе были точные науки и техника, а к флотскому я был равнодушен и командиром тральщика точно ставиться не собирался.

Вдруг вбежала Сара.

Нашему удивлению не было предела. Как выяснилось, она задержалась, засуетилась и поезд тронулся. Как-то сразу и не сообразила: что делать? Единственные знакомые люди в поезде мы, а Васев почти родственник (Сара крёстная сына). Сара не выглядела напуганной, нет, но всё же прибежала спасаться в наше купе от приставаний. Сёмин не был бы Сёминым, если бы, не проявил великодушие и настоящий флотский гуманизм. По деньгам разницы, ехать до Симферополя или добираться на перекладных до дома, уже не было. Решено: Сара следует в Евпаторию к родителям Васева. Там дождется, когда жена Васева приедет с сыном, в Евпатории и проведут лето питерские девчонки. В общем, решили проблему с проездом, а мы по очереди навещали нашу попутчицу, чтоб никто не обижал.

Так вот, да, это я, о чем? А, да… Денег у нас было точно под расчёт. Что за жилье, что на еду, что на небольшие развлечения и рубль вправо, рубль влево – крах нашего бюджета.

Сева Цыцарец расхваливал нам, как прекрасно можно позавтракать в офицерской столовой (напротив штаба ЧФ в полуцокольном этаже, может, путаю что-то) буквально за гроши.

Мы не сразу проверили. Настал день, когда решили: идём завтракать. Эдик отказался, а мы втроем «почапали». Вышли из троллейбуса и стали подниматься по ул. Воронина. Патруль. Проверил документы, «куда идёте?», «что?», да «почему?».

Мы честно:

- Завтракать!

- Ну, приятного аппетита, - и усмехнулся.

Двинулись дальше, желание разместить что-нибудь съестное в желудке только усилилось. Встречает нас второй патруль. Диалог примерно такой же. И мы опять прямо к цели.

Подходя к штабу ЧФ, издали увидели почётный караул, а там какое-то движение. Нам уж разницы нет – ждёт разрекламированный Севой завтрак. Мы у заветной двери! Вдруг слышим:

- Товарищи курсанты, ко мне!

Какой-то серьёзный майор в чёрной форме…

«Опа-на», - пронеслось в голове (про злобного майора из комендатуры мы были наслышаны), подбежали, переходя на четкий строевой шаг. Сёмин был флагманом, а мы так, слегка в кильватере.

Майор проверил документы. Потом, довёл:

- Сегодня кафе не работает!

Ну, и в завершении, Сёмину (всё, как учили):

- Товарищ курсант, у Вас неопрятный внешний вид! У Вас пыльные ботинки, мятые брюки, неуставная, не чищенная бляха, не свежая голландка, вы не бриты…. Да, у Вас тулья высокая!!!!!!! Назначаю Вам строевые занятия. Сегодня в 12.00 прибыть в комендатуру, лично проверю!

А нам с Олегом просто отдал документы. Видно, закусила его Димина фуражка отцовская, особого пошива.

Майор на наши с Олегом не обратил внимание, а что обращать то? У Олега севастопольского пошива, как у подводников, заказанная и привезенная Костей Луниным, удобная и минималистичная. У меня мица уставная. А у майора-то была мягко говоря так себе, хоть и шитая, но на пехотный манер. Пехотинец, хоть и в морской форме. Я даже не могу описать её, антиэстетичный, даже для меня, не особого ценителя флотского шика, какой-то несуразный экземпляр в нашем флотском понимании (так мы с юношеским максимализмом думали тогда… Морпехи - очень славные ребята, я снимаю шляпу и преклоняюсь перед ними! 155-я - гордость моя, там служили и мои воспитанники!).

Да, а караул был по поводу приезда министерки обороны Финляндии в Севастополь, это была интересная дама и она «дружила» с тогдашним командующим. Как всё меняется… Вот и выстроили караул, да комендантских кучу нагнали.

Стали собирать Сэма. Все вопросы решены, уставы повторены, а на его башку ни одной фуражки во взводе не нашлось. Да и стричь свой замечательный чуб он не стал. В военторге на почти последние деньги купили фуражку-язовку. Про строевые ничего не могу сказать, спросите, захочет - расскажет.

А вот что делать с этой фуражкой после строевых?

- Андрюхе отдадим! Андрюха, почти шитая и уставная как ты любишь, и ходить никуда не надо - начал меня подначивать Олег.

- Ага, а ты козырек будешь есть вместо хлебушка, – отпарировал я.

Решили сдать, но нужно хоть какое-то основание. В качестве «жертвы» подходил только Сабчик (у него 53 размер головного убора). Меня оставили на ВЦ, а три богатыря Лапин, Сёмин, да Дима Сабрин пошли в военторг. Я там не был, поэтому, то, что произошло, знаю только со слов участников марлезонского балета…

Вот, значится так… Да, уговаривать Диму Сабрина, всё же пришлось. Дима, глубоко интеллигентный человек, можно сказать утончённый. Я искренне понимал его чувства и то на что его подбивали.

Вообще, о Диме. С первого по третий курс он был нашим ЗКВ, но зачастую мы называли его просто Сабчик, вероятно производная от фамилии, доставшаяся ему ещё со времен нахимовского детства. Читал он почти всегда серьёзную литературу, не помню, чтоб читал что-то развлекательное. Димка познакомил меня с творчеством русских-советских поэтов Кирсанова и Тарковского (отца знаменитого режиссёра фильмов понятных и любимых некоторыми), а уж Гессе с его «Игрой в бисер» меня просто покорил. Я был дружен с ним (да и сейчас, насколько это позволяет пространство, время и часовые пояса). Однажды, Дима приоткрыл немного своё личное пространство мне. Я был у него дома. Родители – замечательные люди по-семейному встретили нас. Мама что-то расспрашивала у меня. Потом, прогулка по Пушкину и ужин. Для меня было необычно, сервировка стола для двух, по сути, ещё мальчишек – полный набор, как в заправском ресторане. Мама постелила мне в Димкиной комнате. Мы за полночь разговаривали в окружении огромного стеллажа с книгами, от книг так вкусно пахло, что хотелось перелистать каждый томик, и мягкого звука музыки, выбранной моим другом, по его безупречному музыкальному вкусу. Мы разговаривали о литературе, устройстве мира, обо всём том, о чем мальчишки в нашем возрасте говорить, возможно, и не должны. Никогда в наших с ним беседах не поднимался вопрос о девчонках, спортивных состязаниях, выпивке и т.д. В его представлении я открывал, что можно посмотреть на мир и по-другому. Я узнавал о его друзьях по нахимовскому, хоть и не был представлен лично, но после рассказов о них как будто был с ними давно и лично знаком, и даже испытывал дружеские чувства.

Так вот…

Уговоры Димитрия перемежались смехом и уверенными увещеваниями Олега Лапина. Только Олег мог уговорить на такое. Я даже, сейчас, по прошествии большого количества времени, вижу эту сцену. И она предстаёт в красках. Вот эта неповторимая мимика и жесты Олега, нависающего на Сабчиком, когда он в уговорах доходил до того, что действительно становилось комичным, он так заразительно смеялся, что Димка, да и мы участники, громко улыбались.

- Вот придем, туда, а там знаешь, какая продавщица симпатичная… ууууу. Да она увидит тебя, ты ей приглянулся, я точно знаю, и у нас всё получится. – уговаривал Олег. Действительно, Димка как-то невзначай обмолвился, что девушки в военторге симпатичные.

- А если не прокатит?

- Ну, примеришь, только и всего. Увидит, что тебе не подошла и всё… Познакомишься! Будешь по набережной прогуливать….

Это было циклично. Димка, то соглашался, то находил аргумент отказаться, но что не отнимешь, понимал, что товарищей надо выручать. Пошли втроём… Сёмин разрезал пространство первым, слегка прищурив глаза, за ним шли Сабрин и Лапин, перемежая дискуссию о предстоящей акции заразительным смехом, останавливаясь и всё же продолжая путь.

Остальное – как я уже и говорил, со слов участников, но я почему-то вижу, как будто сам там был.

Придя в магазин, и не найдя в отделе с шапками продавца, Сёмин окинул взором военный универмаг. Определив цель, пошел договариваться. На прилавок ребята положили коробку с фуражкой-язовкой, продолжив свои пикировки. Дима якобы порывался прекратить это безобразие, а Олег его останавливал… Подошла продавщица. Зашла и из-за прилавка…

- Да, слушаю Вас.

- Мы вот вчера купили у Вас фуражку. Скинулись всем взводом на день рождения товарища. И она ему не подошла по размеру и фасону.

- Но, вы же при мне мерили, говорили, что именно эта будет хороша.

- Мне показалось, что голова моего товарища как у меня, а с фасоном и не угадаешь, - утверждал Сэм.

- Девушка, вот посмотрите на этого замечательного молодого человека! - Олег выдвинул Сабчика вперед.

Дима опешил.

- Вот посмотрите, скажите симпатичный? Можно влюбиться? И вы, наверное, даже не против с ним познакомиться.

Надо сказать, Олег Лапин далеко не балагур. Но вот бывает такое. Он может говорить и фонтанировать, но приключается это в основном в дружеской обстановке при определенных обстоятельствах.

- Случился казус! Долго выбирали подарок - купили фуражку! Думали наденет, будет красоваться! Думали, будет покорять женские сердца! А она ему не подходит. И день рождения, можно сказать, просто испорчен! Посмотрите какие грустные глаза и унылый вид! А если мы не сдадим эту фуражку, то будет ходить в ней и киснуть, пока не сносит - подарок друзей. Случится это не скоро. Экземпляр добротный. Девушки будут от него шарахаться, как чёрт от ладана. А служба в такой фуражке так и вовсе какая-то комедия. Вы уж помогите нам, хочется видеть счастливого друга, а не эту тоску зеленую! - и пододвинул Сабчика ещё ближе к продавщице.

Продавец сопротивлялась, но не было видно в ней безразличия. Уговоры продолжались ещё какое-то время.

То, что сделал Олег дальше, ни он, ни мы, его верные друзья, в общем, никто не ожидал.

Распалившись и немного нервно. Олег открывает коробку с головным убором. Снимает фуражку с головы Сабчика и накидывает язовку на голову товарища. Движения быстрые, со стороны можно сказать отрепетированные. Димка опешил. Его глаза распахнулись. Пропал дар речи. Так может только он.

Фуражка, оказавшись на голове нашего боевого товарища, обмякла. Козырек опустился ниже переносицы, борта фуражки закрыли уши, а белый чехол вздыбился очертаниями головы и немного спружинил….. Димка, приподняв подбородок, пытался рассмотреть из-под козырька что происходит.

- Ну, что Вам нравиться? Ну, нежели вы со своим добрым сердцем оставите нашего товарища в беде? Как Вам такое? – продолжал настаивать Олег.

Сабчик попытался снять головной убор, задел козырек…. Фуражка, описав два круга вокруг головы, свисла на правое ухо. Продавщица прыснула и убежала.

Дальше разборки. Дима высказывал Олегу все, что он о нём думает. Теперь о знакомстве с девушкой не могло быть и речи! Сёмин пытался что-то вставить. Олег, оправдываясь и вспоминая, то активно что-то говорил, переходя на смех, то вновь уговаривал остаться. Сабчик и не ушёл бы, он настоящий товарищ, но уж очень всё необычно.

Подошла заведующая секцией в сопровождении продавщицы. Выслушала историю по новой. Димка был взбешён и негодовал.

- Если вы этот трюк повторите ещё раз…, - сказала завсекцией.

Олег с готовностью начал манипуляции. Ну, тут Сабрин уже не просто возмущался. В общем, всё далее пошло естественно….

На вечер на вырученные деньги купили пельменей. Димка Сёмин их жарил. Как рассчитались с Сабчиком, не знаю. Говорят, что видели его гуляющего с девушкой по набережной. Может все же познакомился? Вот такая история про форму одежды, головные уборы и дни нашего задорного курсантства.

Пророчество Сэма сбылось. Я со своей фуражкой действительно попал на ВЦ, прихватив с собой Олега Лапина. Только он оказался не зачуханым, а размещался в боевом посту на самом красивом корабле военно-морского флота, где я и служил долгие годы. Порою томными каютными вечерами вспоминал прошедшее. Чем дальше я от тех дней, тем теплее и роднее эти мальчишки в матросской форме.

Гобов Андрей Владимирович, капитан 2 ранга запаса
Никто пути пройденного у нас не отберёт