Автор Тема: Виноват,начальник!  (Прочитано 2033 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Вахтенный у трапа

  • Служил советскому народу
  • Ветеран ПИК. Администратор
  • ***
  • Сообщений: 22889
  • "Неделин" 1982-92
.. Виноват,начальник!
« Ответ #3 : 19 ноября 2009, 21:41:55 »
Да. Валера, многое напомнил...классно!
Никто пути пройденного у нас не отберёт

Оффлайн Петраш Николай Викторович

  • "Чажма", 1968-71г.г.
  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 910
  • Телеметрическая служба, РТС-9, б/н Р-9-11
.. Виноват,начальник!
« Ответ #2 : 19 ноября 2009, 20:35:36 »
Сильно. Таки сильно. Читать можно многократно.
Корабль храни в душе своей.

Оффлайн Граждан Валерий Аркадьевич

  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 180
Виноват,начальник!
« Ответ #1 : 19 ноября 2009, 20:08:03 »
СУЗТЫНЛА  РДА,  БАШЛЫК
                            ИЛИ : СЛУШАЮСЬ,  НАЧАЛЬНИК

     В казарме учебного отряда подплава, что на Дунькином Пупу,- сопки Владивостока  наводили порядок и потому стоял несусветный бардак. В одном углу навалом койки с тумбочкой дневального и телефоном наверху, чтобы молодому служба мёдом не казалась. В другом- экзотический терем из матрасов: «Вигвам матросов-пацифистов». Или - дворец Семирамиды из 1000 и одной ночи. В нём обитали мы- «дюжина смелых», остатки от некогда легендарной третьей роты курсантов- химиков.
        Большинство  давно распределили по базам и кораблям. Но вовремя спохватились: в карауле- то некому стоять! Пока молодое пополнение примет присягу, все посты остаются без «охраны и обороны». Но мы, то есть оставшиеся, успели  «забить болт на службу», выражаясь точнее- «шланговали». Командование в нарушении всех и вся вменило нам караулить ВСЕ объекты и сразу от супостата оставшимися силами. Силы- это были мы.
         Теперь, единственное, что входило в наши обязанности (кроме приёма пищи и сна и справления нужд),- это стоять в карауле «через день на ремень». Посты сдваивали, а то и утраивали. «Трёшки» особенно ценились, ибо ни начкар (начальник караула), ни проверяющий часового не могли сыскать даже засветло. Ночью проверять опасались, ибо «абреки» , то есть мы, стреляли почём зря.
Периметр и прочие объекты располагались по квадрату с немерянной стороной с версту, а то и более.
      Мы действовали по схеме: «Когда бдим мы,- бдят все!» Боезапас выдавали на все внешние посты, на охрану арсенала штаба и знамени части. Начинали стрелять часовые у химскладов или боезапаса. Их с удовольствием дублировали на вышках, осыпая ночной город пулями на излёте. Начкар, мичман в «положении», то есть с животом и в возрасте, мчался по тревоге к крайнему стрелявшему: «Стрелял? А чего стрелял? Ах, дублировал…» На следующем посту та же картина. Отмахав 4-5 километров в стиле «стрекоча», начкар выслушивал очередного и крайнего караульного: «Ты-ых- ых (задыхаясь) стрелял- ых- ых-ха? А ч-чего стрелял?» И на сей раз марафонец КС (караульной службы) слышал легенду:
- Да, эвона там, нет, вроде во-он там как зашевелится! Ну я и кричу, стой, мол. Лежи, вернее, как бы стой! А он опять: как зашевелится, аж страшно стало, вроде много их. И, похоже, уже окружают…Ну я и опять; «Стой, стрелять буду!» Затвор передёрнул, а флажок на автоматической стрельбе. Ну я и… Может и убил кого…Или дальше. Я их очередью! Мне отпуск дадут?
- Дадут! Я, бля, прямо здесь тебе отпуск дам! Скоко патронов спалил? Твою в душу! Меня Костиков повесит на яйцах за них! Вместе в «отпуск» отправит на губу! – Мичман с караулом ещё долго шарят по густющей субтропической траве, добросовестно собирая клещей. Из темноты периодически доносилось «Ой, бля!» Это они падали, запнувшись о старый ящик или наступив на ржавый обруч от бочки, что ещё больнее, чем на грабли. «Учения» проводили при завидном совпадении вахт наиболее «почитаемых» начкаров. Снимать, а тем более наказывать нас запретил САМ строевой школы майор Костиков. Его побаивался даже капраз Эпштейн- начальник школы, характеризуя подчинённого: «Напьётся,- зверь!»
       Самыми паскудными постами были те, что в самом штабе. Там, особенно днём, стоишь, как «три тополя на Плющихе»: даже до ветра не сбегать. Их «продавали» за четыре пайки сахара или масла. Хочешь махнуться «на вольные хлеба» у складов ГСМ или химимущества,- гони сахар! Отстоять за меня в долг «оловянный солдатик» Кондыбин не согласился: «Да ну вас, скоро сам золотуху лечить буду! Вот отосплюсь на складах, тогда и отъедаться начну. Копи масло, корефан!» И пошёл я гладить суконку и брюки первого срока: на мою долю выпало стоять в штабе. Что поделаешь: сахара с маслом в рационе учебки за один рубль и пятак в сутки, равно как и хлеба с компотом недоставало всем. Мне есть хотелось даже во сне: культуризм требовал калорий.
      Стояли по два часа через четыре по стойке «смирно». Ночью- аналогично. Три поста и дневальный у входа. Его, как не принявшего присягу, а это был «парень с гор и в тюбетейке», научили самым необходимым словам на русском. Привожу перечень с переводом, чтобы не повторяться. Если чего перепутаю, то будьте снисходительны: я вырос в Сибири, где учился с казахами и немцами. Так что не обессудьте и попробуйте на досуге найти словарь или разговорник бурятского или адыгейского языка. То- то же!
А потом ведь не мемуары слагаем, а байки «травим».
                   С развода чётко печатаем шаг к чугунному парапету и мраморной брусчатке штаба. По дороге успел подобрать пару «жирных бычков»- окурков: курева за 80 копеек не больно накупишься. Про СПИД в те времена не слышали. Не брезговали и «стрельнуть». Ночью покурим втихаря. Нельзя, конечно, но ночью особенно хочется затянуться дымком, вспомнить о доме… Развели: арсенал, секретка, знамя. Все одеты по «форме три» - парадной. Чехлы на беске белёхонькие- муха не сидела! Её средина продавленная затылком при «отдыхе» в караулке. Там, как известно, подушек не выдают. Так что, будьте любезны: головку на бескозырочку. А под бочёк сосновые доски, крытые кузбаслаком в прошлом столетии. Сооружение скромно именуется топчаном (не путать с нарами- это в полуэкипаже и там одеяло на троих выдают).
       И ведь надо же: к старости человек совершенно теряет вкус к жизни. Ему даже на мягчайшем матрасе без инородных катышей и пуховой(!!) подушке не спится. Ну не уродство ли?! Помнится, только сменишься, затолкаешь «кирзуху» (перловую кашу) в ливер, прольёшь стаканом чая и… Хоть стреляй над ухом: ни один мускул не дрогнет, за исключением любовного, да и то по молодости.
        Опыт стояния в карауле у штабных дверей и знамени в чехле из плексигласа (оргстекло) был и немалый. Где- то к 19-00 кабинетных служак «как Фома буем» сметал. Дежурный по отряду уходил из штаба на «государеву службу», становясь оперативным «всея школ и окрестностей». Получалось, что его функции на ночь выполнял «парень с гор» у телефона на тумбочке. Ему даже разрешалось сидеть.
У оперативного же была где- то неподалёку «оперативная изба», там благоразумно предусмотрели диван в полный рост лёжа. Подушка, правда ватная, но имелась в соседствующем шкафу. Дежурь себе и не горюй. И не мешай нести вахту другим. Так нет…   
           Местное время 21-00, может позже. Сон на посту- преступление. Но Штирлиц- то спал! Хотя делал это по- особому и недолго. И мы старались не нарушать… в принципе. Расклад такой: дневальный (тот самый) запирает двери на швабру и дремлет в пол глаза, сидя за столом. Те двое, что у дверей, намотав ремень автомата на руку, сидя на газете и ковровой дорожке умудрялись прикрыть полтора глаза. У знамени вообще не дремал: не тот пост. В разводе через раз на недреманном посту будет бдеть следующий из трёх караульных. Всё бы так, только…
         Часа в три ночи входную дверь дёрнули. Затем ещё раз и посильнее. Батыр Салтынбеков (вымышленное) даже не дремал, а вовсю наслаждался во сне картинами цветущих лугов предгорий. Я стоял «во фрунт» с автоматом шагах в десяти от спящего. Но был полностью убеждён, что сын гор видит отроги Памира и не меньше. Как мог тише и внятней попытался внедриться на альпийские луга: «Батыр, курку!! Кель монда!» (Батыр, полундра, иди сюда!). Но, увы: изуродованная, но всё таки родная речь сделало его калмыцкую физию ещё шире: он улыбался. Ничего не оставалось, как перейти на казарменно флотский сленг старшин: «Батыр, твою в душу и отверстия для вентиляции,- подъём!!»     
          Тем временем в дверь начали стучать уже ногой с истошным криком: «Вахта, вашу в душу! Открывайте!» И ошалевший дневальный чуть было не вытащил из ручки швабру, но осёкся, услышав: «Куда, твою мать, кет эргэ! Анда ёкларга кораллы за углом!» (Назад, разбуди часового за углом!). Но караульный у секретки уже смекнул и свистнул в полумрак коридора, добавив: «Мишка, атас, дежурный!»
        Мгновение и сложенные газеты  убраны под дорожку, физиономии разглажены. « Батыр, ач, ач арга башлык!» (Батыр! Открывай, начальнику быстрей!» Он и открыл. На пороге стоял офицер с повязкой дежурного. Парень, кланяясь на восточный манер, испуганно залепетал: «Урын бар дневалиня Султанбеков! Бик якши, башлык! Рахмет… Чаепле, башлык ! Яш, яш чаепле!»       (Дневальный Султанбеков! Всё хорошо. Спасибо. Виноват, начальник…Не знаю. Молодой ещё) .Но проверяющий, выслушав этот бред, рявкнул: «Смир-рна!» И тотчас пошёл по коридору вглубь штаба.
         По сути- он шёл без начкара или разводящего. Грубое нарушение Устава караульной службы. И я взял автомат на изготовку: «Стой!»
- Я т-те постою! Всех посажу! Спят, понимаешь, закрылись…
- Стой, стрелять буду!,- и тут же дослал патрон, клацнув затвором. Этот звук знает каждый военный и уважает его, как никакой другой.
- Да ты что, гадёныш, ослеп? Я де-жур-ный! Дай пройду!
Но здесь капитан «сам себя высек»: зная, что не прав, полез на рожон. А это предписывало часовому стрелять. Что и было сделано: классически одиночным выстрелом и в воздух, то бишь в потолок.
        Ужасный грохот отозвался эхом во всём штабе. Осыпавшаяся штукатурка и пыль покрыли ковровую дорожку. Дежурный присел «на карачки», дневальный и вовсе упал и закрыл голову ладонями. С автоматами наизготовку из полумрака коридора выскочили Мишка и Стас. Теперь уже три ствола смотрели в сторону покрытого пылью штабиста. И он, трясясь на полусогнутых ногах ,несвязно бормоча: «Нет, нет, нельзя! Вы не посмеете! Я сейчас уйду… ухожу уже…», прошёл вдоль стены к выходу. И исчез в ночном поёме двери.
        Но на улице ошалевший дежурный заорал: «Караул! Караул, ко мне!» Дважды грохнул выстрел из ПМ (пистолет Макарова). Потом крики и топот яловых ботинок, именуемых «гадами». «Ну и ладно, подумаешь, цаца какая! Штабной, а устава не знает. Де-ежурный! Видал я такого дежурного…»- Размышлял я, вполне реально готовя себя к гауптвахте: кто он и кто я. «Гусина кака»- так говаривала моя бабушка. Тем временем просунулся в дверь начкар.
- Начальник караула ко мне, остальные на месте!- зученно прохрипел от волнения я.
- Ты эта, Валера, поставь флажок на предохранитель! А то сдуру и в меня пульнёшь! Да убери ты автомат за спину! Во!- совсем по свойски попросил мичман. Конечно же, убрал я этот чёртов АК.
-Товарищ мичман, я ему всё как надо сказал. А он всё равно идёт. А так нельзя. Ведь знает, поди!  Ну я и…ведь не ранил даже!
- Ты успокойся. Утром разберёмся. Тебя уж через полчаса менять надо. Остаёшься? Да патрон из патронника убери. Уже убрал? Ствол подними и нажми на курок. Ну и всё. Не балуй боле! А вы чего рты раззявили, басурманы хреновы!
Это седой начкар выдворил двух, сопровождающих его вооружённых караульных. Ушёл и дежурный капитан. Всё стихло. Вскоре пришла смена караула. Начкар, мичман Шевелёв уже ждал нас, «штабную» троицу: «Ну, соколики, повеселите старого мичмана! Уже и по ихнему бормотать наловкались? А кто научил «батыра» швабру в дверь воткнуть?! Еле отбрехался. Да и вы помалкивайте. Хрен с ним, с этим капитаном! Батька у него больно высоко сидит. Вас- то послезавтра ту-ту на теплоходе «Союз». Уже приказ есть: старшины- срочники  за вас стоять будут… Так-то! Ну, чисто «абреки»! Отдохнём хоть от ваших фокусов. 
        А по прошедствии суток мы стояли на плацу школы с вещмешкаи за спиной и слушали приказ. Сопровождающим до Камчатки назначили нашего преподавателя по дозиметрии старшего лейтенанта Хрипунова. Это был на редкость лояльный к курсантам офицер. Мы ему отвечали взаимностью. И, вопреки сложившейся традиции, мы не выпивали все трое суток пути. Вне каюты, конечно, потому как охота и деньги были.
                                                                 Валерий Граждан.