Реквием по командиру БЧ-4 КИК-5 «Сучан».
Было лето 1970-го года. Наш корабль находился во Владивостоке на плановом ремонте в "Дальзаводе". Командир БЧ-4 кап.3 ранга Кучин В.А. переводился на новое место службы в КЧФ. В течение более 4-х лет он возглавлял БЧ-4, он пользовался непререкаемым авторитетом и уважением среди командования соединения и личного состава корабля. Но пришло время расставания и отъезд к новому месту службы.
Вскоре, к нам прибыл новый командир БЧ-4, капитан-лейтенант Александр Иванович Слепокуров. Через месяц ему был присвоено очередное воинское звание - кап. 3 ранга. Он был человеком спокойным, рассудительным, как офицер и специалист был опытным (ему было около 40-лет), много лет служил на КЧФ, участвовал в походах в Средиземном море и Атлантическом океане. Много о себе он не любил рассказывать, но часы забвения, в "дни несхода" с корабля, особенно, когда по пирсу метёт пурга, всё это настраивает на лирический лад. О личной жизни Александр Иванович умалчивал, она была у него за "семью печатями", но не скрывал ,что на данный момент разведён. Разговоры больше были о флотской службе, показывал фотографии, на одной из них он был запечатлён на корабле с группой офицеров, среди которых находился космонавт номер 2 Герман Степанович Титов. И всё же, во время немногочисленных бесед, чувствовалась какая-то грустинка, недоговорённость, что-то тяготило его, о чем он не хотел ни с кем делиться. В увольнения в Петропавловск – Камчатский предпочитал ездить один. Где и с кем проводил свободное время, он никому не рассказывал. Со здоровьем проблем не было, по крайней мере, он числился здоровым членом экипажа и в санчасть не обращался.
В середине октября в ускоренном режиме, корабль стали готовить к выходу в океан, пошли предпоходные хлопоты по подготовке БЧ и служб к выходу в океан. Не знаю, по каким делам, но Слепокуров А.И. оказался в Петропавловске - Камчатском (может по служебным). Объявлена 8-часовая готовность к выходу корабля в океан, о командире БЧ-4 «ни слуха, ни духа». Штаб ТОГЭ-4 приступил к розыску пропавшего офицера. В сложившейся ситуации, на «Сучан» с флагманского корабля «Сибирь» прикомандировали на должность ВрИО командира БЧ-4, капитан-лейтенанта Бацу С.В. Буквально, за несколько часов до выхода пришло сообщение, что кап.3 ранга Слепокуров нашелся и находится в госпитале Камчатской флотилии с переломом ноги. Все успокоились, с кем не бывает.
Отдана команда: "Корабль к бою и походу изготовить. Поднять якоря!", и двинулись мы в заданную точку Мирового океана. Поход длился около 2-х месяцев, в основном, всё прошло штатно, экипаж успешно выполнил боевые работы, справился со штормами, материальная часть не подвела. Корабль вернулся к месту стоянки.
За время похода у меня накопились отгулы, а это выходило суток 20. Я решил за свой счёт смотаться в Москву, навестить друзей, расслабиться. На данный момент я не был связан семейными "узами", т.к. моя первая супруга, живя в Иркутске, не вытерпела тяжести разлук и после моего первого похода мы расстались. На флоте с этим часто встречаешься.
Пошел к командиру брать "добро" на проведение отпуска в Москве, но он заартачился и отказал мне. Но мне повезло, во время нашего похода Слепокуров А.И. был переведен для продолжения лечения в Москву в Главный госпиталь им. Бурденко, диагноз его заболевания был не известен. В штабе приняли решение командировать в столицу одного из корабельных медиков с целью установления диагноза и серьезности заболевания Слепокурова. Узнав о моем желании использовать свой отпуск в Москве, командование поручило мне разобраться со сложившейся ситуацией и принять решение по дальнейшей службе Слепокурова А.И. на кораблях соединения. Получив денежное довольствие у баталера, я тут же рванул в аэропорт, билеты были в то время 153 рубля, а т.к. прямых рейсов на Москву не было, я полетел транзитом через Хабаровск, Иркутск, с остановкой в Братске, проведать сестру с новорожденным племянником. До Братска долетел без приключений, а там надо было добраться до жилого комплекса алюминиевого комбината, где проживала моя сестра, примерно километров 50 от аэропорта. Автобусы уже не ходили, на дворе ноябрьская ночь, пришлось добираться на попутных «жигулях», где кроме меня было ещё 5 попутчиков, пожадничал хозяин машины: 3-впереди, 4 на заднем сиденье. Тракт сибирский, пустынный, водитель ведёт машину неуверенно, дёргает - перегруз. На полдороге я задремал, дальше какое-то затмение, через какой-то промежуток времени, очухался я в кювете, ловлю ртом падающий снег и слышу: еще один. Это "Скорая" хотела уезжать с места ДПП, да наткнулась на меня.
Между прочим, я родился в Иркутске, там и закончил мединститут, а многие выпускники нашего вуза, работали в районах области. Врач оказался парнем знакомым, узнал меня и из нашего разговора выяснилось, что наш водила зацепил скользом лесовоз на базе ГАЗ-51. Этого хватило, чтобы мы «сыграли» оверкиль. Остальных пострадавших подобрали проходящие машины, а я оказался в «запоздалой и усталой 03». Как рассказал мне врач «скорой», я не был привязан и вылетел через ветровое стекло (а спасла меня, меховая шапка и бутылка конъяка, которую мы распили в полёте с соседом по креслу). Доктор внимательно осмотрел меня, серьёзных повреждений не было, пострадала только морда, иссечённая стеклом, даже зубы оказались все целы, с которыми я хожу до сих пор и сваливаю их сохранность многолетним нахождением на морском воздухе. Доктор обработал мне лицо, остановил кровотечение и по моей просьбе доставил меня к сестре. Та страшно перепугалась, но деваться некуда, пришлось в течение 3-х суток зализывать раны и лечиться "народными средствами".
3-е суток я отлёживался у сестры, обрабатывал "боевые" раны, в кроватке "агукал" племяшка, но на душе было тошно. В зеркало лучше не
смотреться-сплошной, поцарапанный синяк, но уже с лиловым оттенком-исплевал всё зеркало, хотя чего на него пенять. Все мысли о том, как меня встретит в Москве женщина, не сочтёт ли за бандюгана в побеге. Отпускные дни улетучивались, и я полетел в Москву решать поставленную задачу по розыску Слепокурова, а, заодно, и личные дела порешать. О своём посещении столицы я ей не сообщал, хотел сделать сюрприз.
Наконец Москва, и "сюрприз" вваливается в квартиру любимой женщины. В прихожей немая сцена, минутное замешательство, и, наконец ожидаемое, "какие кошки тебя драли?! "Пришлось приложить все свои методы и умения убедить её в правдивости происшедших со мной событий, справкой о ДТП из травм. пункта г. Братска и инкогнито-звонок моей сестре. Я был помилован и обласкан, радости не было предела.
Утром следующего дня, я привёл себя в порядок, Шура сделала мне макияж и я поехал в госпиталь им. Бурденко. В приёмном покое, мне подтвердили о пребывании кап.3 ранга Слепокурова в неврологическом отделении госпиталя. Сразу же направился к начальнику отделения, заслуженному врачу, полковнику Чугунову. Представившись, я попросил дать данные о состоянии здоровья офицера нашего корабля, его выздоровлении и возможности его дальнейшего продолжения службы на флоте. "Службе, говоришь"- произнёс он, и вызвал в кабинет врача, который курировал Александра Ивановича. Втроём зашли в палату, где лежал Александр Иванович. Я был поражен увиденным. Вокруг Слепокурова суетилась группа медсестёр. Одни ставили капельницы, другие - сифонную клизму, очищающую желудочно-кишечный тракт, и прочие процедуры. На теменной области головы перевязанная послеоперационная рана с выводными пластмассовыми трубками.
Занятый процедурами, он не замечает нас. Нач. отделения и лечащий врач уходят, попросив меня зайти в кабинет после общения с больным. Выждав, когда медперсонал закончит все процедуры, я подошёл к кровати. А.И. был в какой-то прострации, но меня узнал. Сил на эмоции у него не было, но чувствую, что он рад нашей встрече. Попробовал его разговорить, но на вопросы он отвечал невнятно и вскоре заснул-устал от мед. процедур. Ну, думаю, дела у А.И. плохи, лезут мысли в голову о черепно-мозговой травме, неясного происхождения.
Пошёл за разъяснениями к начальнику отделения, там же находился его лечащий врач. Мне они рассказали, что Слепокуров к ним поступил в тяжёлом состоянии с невыясненным диагнозом. В результате клинического и лабораторного обследований, а также консультаций с различными специалистами, у него обнаружили рак желудка с метастазами в другие органы, в том числе и в мозг, подтверждённый цитологическими исследованиями. Болезнь быстро прогрессировала, стали мучить сильные головные боли, и чтобы снять нарастающее внутричерепное давление ему сделали трепанацию черепа, с введением дренажа для облегчения страданий больного. Лучевая и химиотерапия были бесперспективны т.к. тяжесть заболевания 4-ой степени. Только консервативно-поддерживающая терапия, надлежащий медицинский уход, а там сколько отмерит
ему господь пребывать на бренной земле. В кабинете наступила минутная тишина. Потом профессор Чугунов говорит мне, чтобы я обо всём доложил командованию соединения и ещё одним вопросом он просто озадачил меня. Дело в том, что у него в Воронеже живут родственники, но на все сообщения не реагируют, ни слуха, ни духа. За всё время пребывания больного в госпитале никто из родственников его не посетил, соседи по палате делились с ним принесёнными продуктами, сердобольные мед. сестрички приносили ему кефир, сигареты и пр. Мы (экипаж) далеко и в полном неведении, а родственники (родная сестра, в частности) не объявляются, и даже на телефонные звонки не отвечают. Нач. отделения попросил меня разыскать родственников и объяснить им о целесообразности дальнейшего пребывания и лечения в гарнизонном госпитале в Воронеже, где его родина и многочисленная родня. Доставку и содержание больного Слепокурова А. И. в Воронежском госпитале Главный госпиталь им. Бурденко гарантирует.
Пришел я домой расстроенный, но полный решимости разыскать родственников, и, в крайнем случае, этой же ночью смотаться в Воронеж и разобраться с ними на месте, т.к. телефон и адрес у меня имелся. Но мне повезло, я дозвонился до сестры. Вот тут я, сдерживая ярость в груди и просящуюся наружу неформальную лексику, деликатно объяснил суть дела с её братом, с просьбой кому-то из родственников в ближайшие сутки навестить А.И. в Бурденко, если этого не случится, то я с друзьями А.И. сам нагряну к вам в гости. Меня выслушали не перебивая и положили трубку, не задав ни одного вопроса. Забегая вперёд, сестра (а она была мед. работником) всё знала о брате и боялась, что его привезут к ней и все заботы лягут на неё. Поэтому, не отвечала на звонки и письма из Москвы.
Часов в 11 утра следующего дня я пришёл проведать А.И. и увидел двух незнакомых мне мужчин в гражданской одежде, беседовавших с Александром Ивановичем. Один из них был отец А.И., второй - родной брат, слушатель Бронетанковой академии, майор. Во - время знакомства, они мне сказали, что о Сашином бедственном положении узнали от дочери и сестры только вчера, видимо, после моего телефонного разговора. Вечерним поездом отец с братом выехали в Москву. Представляю, что у них было на душе после всего увиденного и услышанного. При общей беседе с нач. отделения, он сказал, что на завтра подготовят переводные документы, закажут купейные билеты до Воронежа, а также сопровождать до места дальнейшего лечения будет мед. работник госпиталя им. Бурденко. Кстати, полковник Чугунов поблагодарил меня за активное содействие в разрешении вопроса о дальнейшей судьбе Александра Ивановича.
Вечером следующего дня, в купе отправляющего поезда я попрощался с Александром Ивановичем и его родными. Я не смог сдержать слёз, когда он тихо сказал мне, что поправится и вернётся на корабль, также передал привет командиру корабля, экипажу и отдельно личному составу БЧ-4.
Гуляя по вечерней Москве, я увидел афишу о концерте органной музыки в исполнении музыканта из ФРГ. Тут же приобрёл два билета, и в следующий вечер слушал неземную музыку Баха и Генделя, звучавшую в моей душе - как реквием по Александру Ивановичу Слепокурову. Отгулы пролетели незаметно и вот я опять на родном корабле, с чувством выполненного долга, приступил к исполнению своих обязанностей. Вскоре мы ушли в океан и, где-то, через месяц-полтора пришло извещение о кончине нашего боевого товарища. Командиром БЧ-4 был назначен капитан- лейтенант Баца С.В., при нём я в 1973 году закончил воинскую службу.
Т.к. жилплощадь на ул. МИРА дом 14 осталась за мной, то я остался на Камчатке и продолжил бороздить океан теперь уже на гражданских судах, в должности судового врача-стоматолога в течение 10 лет. В перерывах между рейсами, приезжал на 5-й пирс, и, если корабли были у стенки, то у трапа частенько разговаривал с друзьями. Поверьте, у меня их было не мало, в том числе и Степан Баца, с которым судьба не развела, Оба живем в Подмосковье, общаемся, встречаемся и всегда вспоминаем А.И. Слепокурова, настоящего морского офицера с такой трагической судьбой.
В послесловии хочу рассказать ещё об одной встрече в госпитале им. Бурденко, так же печальной. В 1983 году я работал вольнонаёмным врачом – ординатором стоматологического отделения в госпитале МО в Подольске. Кстати, начальник отделения, подполковник м. с. служил в 70-х годах в части Карчевского (полигон Кура в Ключах), далее на Байконуре, а уже дослуживал в Подольском госпитале. Челюстно-лицевой хирург "от бога" и прекрасный человек. Работы было невпроворот, много оперировали: травмы, гнойная инфекция, пластическая хирургия, онкология. Лечили раненых в афганской войне. В очень сложных случаях направляли больных на консультацию и лечение в Бурденко, особенно онкологических больных, на лучевую терапию, т.к. у них было отделение этого профиля. Так вот, сдал я в приёмный покой госпиталя нашего больного и иду к машине, что бы вернуться в Подольск. Вдруг, каким-то боковым зрением, увидел ,сидящим на скамейке в больничной пижаме, знакомое лицо. Подошёл поближе, на лавочке сидит кап.1 ранга Кролик Сергей Яковлевич, бывший в 70-х годах командиром КИК "Сахалин". Под его командованием я прошёл два дальних похода. Подружился со многими офицерами и мичманами этого корабля. С Авдеевым Женей вместе мотались по Союзу в отпусках, да и во время ремонтов в Дальзаводе, свободное время проводил в компании "сахалинцев".
Сергей Яковлевич был блестящим офицером, "интеллигентом от флота Российского". Экипаж его боготворил, авторитет был непререкаемый. Меня он узнал, мы поздоровались, немного побеседовали. Потом я у него спросил, как и с чем он лежит в госпитале. Сергей Яковлевич тяжко вздохнул и кивнул головой в сторону онкологического отделения. Я рванул в отделение, в ординаторской у знакомого врача спросил о Сергее Яковлевиче, он кратко мне поведал о неблагоприятном прогнозе заболевания, и сказал, что делаем всё необходимое.
Вернулся я к Сергею Яковлевичу (мне показалось что он всё знает или догадывается о положении в котором он находится) и поэтому этой темы не касались, больше об океане, походах, и прочих делах того времени. Вдруг подходит к нам группа старших офицеров, кое-кто в штатском. Смотрю, большинство офицеры нашего соединения, среди них флаг-связист Виктор Гершевич Айнгорн, хорошо мне знакомый. Поздоровались, поговорили о том, о сём, многие уволены в запас. Они постоянно навещали Сергея Яковлевича и были с ним до конца. Я попрощался со всеми и уехал домой. Потом у меня был очередной отпуск и перевод в госпиталь в Чехов-3. Больше я с Сергеем Яковлевичем не встречался. Месяца через три от Авдеева узнал о кончине Сергея Яковлевича, на похоронах присутствовали его друзья и сослуживцы, отдавшие последние почести прекрасному командиру и человеку. Я сожалел очень, что не проводил в последний путь Сергея Яковлевича, но в памяти моей он навсегда.
Желаю всем морякам и семьям здоровья, удачи и приятных встреч и воспоминаний.
Ваш док-стоматолог Карманов Л., 21.12.12, г. Серпухов
