Дядя Боря очень крепкий мужик! Если уж за какое-то дело берётся, то любо-дорого посмотреть. Как-то так всё ухватисто, по-серьёзному. И все дела у него делаются от начала до конца! Ну вот снег выпал. Кто-то нехотя берёт лопату и начинает грести тропинку, хотя бы на полметра шириной, лишь бы из дома выйти. Борис Александрович имеет набор лопат и чистит весь свой подход к дому, метров на пять шириной.
А весной он «копается в огороде» — это он так говорит. Сажает картошку, капусту, помидоры и огурцы – всё, что положено в деревне. И если зайдёшь к нему в гости, то он обязательно тебе всё покажет. Нет, не ради бахвальства, а чтоб разговор начался, тема появилась. Ведь всегда есть, что обсудить.
Стоп! Давайте я сразу, чтоб интригу не разводить – дяде Боре, Борису Александровичу 80 лет. Писатели умеют вставлять всякие хорошие и удобные фразы, типа «он из той породы людей». Вот и дядя Боря – из той самой породы, которая росла и работала после войны. Они всё умеют, они привыкли своими руками рубить лес, строить дома. Несколько лет он прорыбачил на Северах. Потом практически всю жизнь в местном леспромхозе. Молодые-то сейчас и не поймут, что такое леспромхоз, так что поясню, как сумею. Страна после войны строится. Нужны миллионы кубометров леса – на дома, на шпалы, на всякие строительные леса. Нужна стране бумага. И всё это надо заготовить и вывести, потом посадить, свеженькие сосенки. Вот и дядя Боря полжизни вывозил лес, «хлысты» по-местному. За сутки можно сделать и два, и три рейса, а это ни много, ни мало километров пятьдесят по тайге в одну сторону на ЗИЛ-157. Мы с пацанами на этом ЗИЛе передачи переключали вдвоём двумя руками, а прокрутить баранку нам сил вовсе не хватало. Тяжёлая машина.
Я как-то опять нить теряю. То про снег начинаю, то про лес, теперь вот про лесовозы. Попробую сначала начать. Итак, дядя Боря показывает тебе свой огород, что б беседа возникла. А ты должен суметь и вопросы неглупые задать, и как-то слегка похвалить его, типа: «Эх, дядя Боря, я вот и половину твоего не успеваю сделать».
Такое вот будет удачное начало. И тогда мы идём в дом. Когда-то на этом месте стоял другой дом, но он сгорел во время большого пожара году в 68-70. И тогда мужики всем гуртом, всей деревней до осени всем поставили новые дома. Дом хороший, уютный какой-то. Дядя Боря живёт один, жена тётя Галя умерла несколько лет назад, но у него очень чисто, опрятно, половики на полу. У стола просто поразительный шкаф – резной, темное дерево, древний очень. И хозяин обязательно предложит стопочку, ну а как же – чай гость! Это у нас так говорят «чай». Я не знаю, как это «перевести» на обычную речь. Наверное «ведь». Ты, чай, в институте учишься? Ты, чай в лес ходил, есть ли грибы-то? Чай нашёл грибов-то? У нас очень много таких слов, мы очень любим вставлять всякие междометия-междусловия. Дразнятся: «ШОООфер, ОстОнОви машину-ТО, я сОйду». В городе бы сказали: «Тормозни». Или слушаешь женщин: «Она кака-то не така». Приезжие говорят, что у нас певучий говор. Не знаю, мы привыкли.
Дядя Боря и слушать любит, и рассказать умеет. Например, как они с моим отцом машину ЗИЛ-157 потеряли. Как-как? Загнали трёхоску в овинную яму, чтоб никто не похулиганил и пошли по-девкам. А утром эту яму и найти не могут.
И таких историй не перечесть! Я очень любил с ним на сенокос ездить. Покосы нам не давали, мы не колхозники, вот и ездили мы с отцом за многие километры к леснику дяде Афоне – у нас, сами понимаете, говорят Офоня (дружил он с моим папой), чтоб он нам в лесу дал покосить. Звали мужиков в помощь и за сутки машину травы набивали, а сверху бревно-прижим. Мы с дядей Борей наверх этого огромного стога и так возвращались домой. Машину трясёт и подкидывает, а мы, как на матрасе, только надо за прижим держаться, иначе тебя выкинет на ямке. Вот уж тогда я наслушался его рассказов.
Как, например, они решили с отцом срезать лишние пять километров между Чащёвкой и Большими Мостами и проехать по болоту. Как потом тракторист удивлялся: «Да, как же вы, мужики, до сюда-то доехать сумели?». А дядя Боря: «Жалко у нас лебёдки нет, у нас сил-то больше, чем в твоём тракторе».
А мне чего рассказать? Про службу что-ли свою? Да как-то у меня не так интересно, как у него. Волной выше сельсовета его не удивишь. Про начальников своих что ли? Про ракеты межконтинентальные? Так что я больше слушаю.
«Он из той породы людей…». Знает много, повидал страшно много. У нас с ним есть общий предок. Его отец сгинул где-то в лагерях. А его дед с моим прадедом – родные братья. Логин Макарович и Евдоким Макарович.
Вот и слушаешь, слушаешь его. Что-то знали они, наши отцы, то, что нам уже неведомо скорее всего. Иначе как объяснить, что не было у них ни электрических рубанков, ни автомобилей с гидроусилителями, а они не просто жили, они и детей кучу народили и в люди вывели. А мы? Мы как-то жаловаться больше привыкли. Потеряли мы какую-то нить, связь со своими радостями и горестями, не понимаем их простую ценность. А они видели результаты своего труда, знали, как помогать соседу или другу. Потому что знаешь и надеешься только на то, что ты сделал для людей. Ну а не сделал, то уж не обижайся. Драться они тоже умели. Вся-то жизнь из таких вот мелочей состоит, которые они берегли и ценили.
«Из той породы людей…». А может она не делась никуда эта порода? Сын приехал, пошли к дяде Боре, он подарил сыну катушку индуктивности для каких-то ребячьих опытов. Запомнит мой сын? Обязательно запомнит!
«Он из той породы людей…». Хорошая фраза!
