Пятый день наша спортивная туристическая группа туристов-водников сидела в палатках в двух десятках километров от реки Казыр в Восточных Саянах, на берегу которой группа должна была построить деревянные плоты и продолжать путь по воде, неспокойной и коварной с глубокими ворончатыми омутами, порогами, водопадами. Но неожиданно дорогу к реке становил дождь. Дождь шёл мелкий, занудный, не усиливаясь и не уменьшаясь. Вся окружающая природа была в сплошном тумане и невообразимой сырости. Палатки, накрытые полиэтиленом, спасали от прямого попадания воды на рюкзаки с продуктами, снаряжение и спальники. Но брезент палаток отяжелел от диффузирующей воды из наполненного влагой воздуха и только приказ командора, запрещавщий прикасаться к брезенту, спасал нас от капельниц. Огонь в костре поддерживался непрерывным горением дров от трёх немаленьких высохших на корню лиственниц, которые были свалены неподалёку от стоянки, распилены, расколоты, уложены в поленницы и также закрыты полиэтиленовыми полотнами. Из палаток выходили только дежурные для приготовления горячей пищи. Да по нужде. Нас было восемь достаточно отчаянных искателей приключений: трое женщин и пять мужчин. Только одному мужчине было тридцать пять. Остальные не добирали тридцати.
Шёл 19.. год. Мир жил своей жизнью. Где-то проходил чемпионат мира по футболу. Для связи с внешним миром у группы был небольшой транзисторный приёмник с короткими волнами, который связывал нас с событиями внешнего мира. Но нужно было беречь батарейки, и даже на известия о футболе приёмник включался на короткие минуты. А чтобы заполнить длинные дождливые вечера командор предложил рассказывать каждому невыдуманные истории. На третий вечер подошла моя очередь, инженера Сугробина.
Это было в республике Бурятия. В Бурмундии, как называли Бурятию и приезжие и аборигены, был конец января. С того времени прошло четыре года, т.е. совсем ничего, если смотреть через призму столетий. А мне кажется, что эти снежные и морозные дни под бурятским небом уже в таком далёком прошлом. Ведь время кажется большим, если твои дни наполнены разнообразным содержанием, а не рутиной, когда утром встал с постели, а вечером лёг в ту же постель. И наши дождливые вечера в прохладных палатках через недалёкое время будут казаться нам чем-то незабываемым и прекрасным, потому что это жизнь, наполненная действиями. Мы чуточку откусываем кусочки медвежьего мяса, как говорил Смок Беллью, один из любимых героев Джека Лондона. И сейчас я скажу вам, что это было давно в заснеженных холмах долины реки Хилки при 20 градусах ниже нуля по Цельсию и фиг его знает, сколько по Фаренгейту.
Я работал тогда преподавателем в автотракторном колледже, куда попал по доброй воле по распределению. Места были отдалённые. Я по приезде купил ружьё и в свободные дни занимался охотой. Евграфыч и Кеша - преподаватели, коллеги, а в быту друзья-охотники. Жизнерадостные, смешливые. Евграфыч - одноглазый. Левый глаз затянут бельмом, но это ему не мешало хорошо стрелять, а мимо стакана его рука никогда не промахивалась. Ему за пятьдесят. Сухощавый, роста среднего. Кеша чуть полноватый, 35 лет, немного пониже Евграфыча. Дружили, наверное, потому, что населения в посёлке при училище было совсем мало. А искать друзей на стороне - дело хлопотное Они забаламутили меня с пятницы рассказами о прекрасных косулях, и я отказался быть на какой-то вечеринке в субботу вместе с Юлькой (моим коллегой по институту и по работе) и знакомыми девушками, чтобы быть здоровым в воскресенье. Подняли меня рано в глубокой темноте. Короткий завтрак из чашки чая с печенюшкой, и мы втроём уже топаем по шоссе в направлении райцентра. Пройдя километров пять, свернули в боковую лощину и уже по целине преодолели ещё километра три. Забрезжил рассвет к этому времени, темнота быстро отступала. Мы шли по глубокой узкой долине, поросшей невысоким метров до пятнадцати лиственным полукустарником, а правильнее полулесом. Появилось солнце в морозном мареве.
- Скоро будем делать загон,- сказал Ефграфыч, до того шедший молча, как и все.
Путь по снежной целине не прост. Шли след в след, меняясь метров через двести и разговаривать было некогда и не хотелось.
- Стоп, приехали, - сказал Ефграфыч.
Мы остановились, сбросили рюкзаки и ружья поставили «козлом». Наломав немного веток, сделали себе сиденья и присели.
- Перекусим, покурим и за дело,- сказал Ефграфыч, открывая рюкзак. Мы с Кешей также приоткрыли наши сокровища. У меня был кусок варёной говядины в полкило и банка омуля. У Кеши курица и копчёный ленок, а Ефграфыч вытащил две штуки вяленого омуля и банку стеклянную с домашними котлетами.
- Нам бы тут ещё водку и охоты не надо,- хмыкнул Кеша.
- Вот тебе,- показал Ефграфыч бутылку казённого спирта, приоткрыв рюкзак. – Но только если уложишь козу. А сейчас поделим всё на три части и одну часть съедим.
Охота на косуль, конечно, была запрещена. Но что у нас в Советском Союзе было разрешено!? Вот и нарушали законы на всей территории сначала власть предержащие, а за ними и все остальные. Даровой баран, даровой кабан, даровой лось – всё это билось в лесах и съедалось под самогон. Поэтому у меня не было моральных угрызений совести.
Солнце приподнялось из-за сопки на Востоке и стало ярко, что называется, как днём. «Первого в засаду посадим Лёньку, как новичка,- сказал Ефграфыч и показал мне на небольшую высотку с соснами. «Сядешь прямо под сосны, под лапы. Тебя не видно совсем. А тебе видно всё и стрелять удобно. А мы с Кешей посидим, пока ты до засады добираешься, и пойдём в ту ложбину. Мы уйдем от тебя километра на два, прежде чем гон начнём. Но ты сиди тихо и не кури.
Загон и гон приняты человеком с доисторической поры, когда не было никакой техники и применяется до сих пор теми, кто не использует никакой техники. И достаточно продуктивен при хорошей организации.
Я пошёл и через полчаса сел на указанное мне место. Кеша с Ефграфычем помахали мне и двинули в обход. Солнце светило мне с левой стороны. Вид заснеженной долины был сказочно красив, и мне было уютно и хорошо. В голове закрутились роем беспричинные воспоминание без неприятностей, моменты охотничьих событий Глаза прикрылись и я отключился от действительности. Но за бугром послышались далёкие крики и деревянное постукивание. Начали работать загонщики. Я вернулся в действительность. Великолепие природы восхищало.
Я сидел под разлапистой и ещё молодой сосной спиной к стволу. За сосной в обе стороны рос густой кустарник, солнце светило на меня и я, открытый перед пространством впереди себя, не был приметен взгляду спереди. Крики становились слышнее. Я положил ружьё на колени поудобнее для быстрого прицеливания и взвёл курки. Впереди на холме была ложбинка, разделявшая холм на две части и уходившая невидимой стороной в балку, куда ушли Евграфыч с Кешей. Если косули находились там, то путь к уходу из балки у них мог быть только через эту ложбинку. Место мне указали самой правильное. Крики затихли. Ни звука, ни шороха. Первозданное безмолвие.
Вдруг глаза уловили какое-то изменение в ложбинке, как будто луч света преломился. И тут же из неё стремительно выскользнули две грациозные газели и понеслись по глубокому снегу прямо на меня, высоко подпрыгивая, тяжело опускаясь в ломающийся наст и снова вырываясь из удерживающего их прыжки снега. Они быстро приближались ко мне, не замечая ожидающего их охотника. И только когда я приложил ружьё к плечу, движение это было примечено передним животным и от неожиданности газели остановились. Впереди шёл самец. Его голова повернулась вверх. Рожки блеснули на солнце, а прекрасные газелины большие тёмные глаза смотрели на меня с удивлением и печалью. Он уже ушёл от тех непонятных и шумящих двуногих существ, увёл от них подругу. Ещё совсем немного и спасительный заросший овраг скроет их от врагов. А здесь на белом пространстве их встретила смерть, стоявшая с наведённым стволом. Это были мгновенья. Я отвёл ствол в сторону и нажал поочерёдно на спусковые крючки. Гулкие выстрелы всколыхнули тишину. Козёл подпрыгнул, оглянулся на самочку, требуя следовать за собой и рванул почти прямо на меня, пролетел метрах в десяти и скрылся у кустах. За ним пролетела и козочка.
Через полчаса через ложбинку выбрались и Кеша с Евграфычем, и удивлённо уставились на меня.
- А где козы!? – закричал Кеша. Они прямо на тебя вышли. Он стоял на том же месте, где остановился козёл и также тоскливо, как и ушедшее животное, смотрел на меня.
- Промахнулся,- ответил я. – Руки задрожали.
Подошёл Евграфыч, осмотрелся.
- Да не стрелял он в них,- сказал он.- Вот она, картечь, вся из обоих стволов в сторону ушла. Пожалел!? Да? - Какая-то ласковая интонация послышалась в его голосе, и у меня на душе потеплело. Я кивнул. Кеша кричал что-то, матерился.
- Да,- протянул Евграфыч и остановил матерящегося Кешу.- Не лайся. У меня тоже так первый раз было в молодости. Уж очень они красивы, шут их возьми. А у парня душа чистая. И настроение светлое. Давайте – ка, отметим вступление Леонида Ивановича в нашу гильдию охотников – друзей природы. И Ефграфыч, скинув рюкзак на снег, начал ломать ветки засохшей ветлы. Кеша продолжал кипеть. И уже выпили по одной и закусили, а он не унимался.
- Да уймись, наконец,- крикнул Ефграфыч.- Не ломай парню настроение, да и мне тоже.
-Непутёвый он охотник, Ефграфыч. Какие бы шашлыки сейчас были из печёнки.
- А что тебе варёная говядина не еда. Держи стакан и не майся.Оглянись и посмотри на природу под солнцем. Радость одна, а ты всё про печёнку.
- Всё равно пузырь с него, - буркнул Кеша и закусил куском говядины.
Возвращались в посёлок, не выходя на дорогу, по балочкам. По дороге настреляли по дюжине куропаток на каждого, и ощущение тихой радости от этой охоты не покидало меня ещё долго.
Некоторое время в палатке было тихо и только слышалось шуршание струек воды, стекавших по палатке. Потом раздался голос девушки Майи, которая была аспиранткой в радиофизическом НИИ и зарабатывала деньги соскребанием пыли с планет из звёздных систем за сто световых лет от земли –
- А скажи, пожалуйста, зачем ты ружьё тащишь, если даже теоретически против убийства представителей прекрасной фауны. Это же пять килограммов груза на тебе сверх общака.
- Видишь ли, прекрасный звездочёт…Среди фауны в Саянах имеются не только прекрасные представители. Об этом многократно повторяет в своих книгах Григорий Федосеев, изыскатель и топограф, который похоронен на склонах пика Грандиозный. И могилу которого мы собираемся посетить. Так что при ружье как-то спокойнее и за себя и за всех вас. А лишний груз? Так ещё один переход на полдня и трудности закончаться,- как уверяет нас командор. И наступят опасности. А когда всё победим, то сделаем салют сигнальными патронами.