Автор Тема: ГЕЙША ЛЮСЬКА  (Прочитано 2241 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Граждан Валерий Аркадьевич

  • Ветеран ПИК. Член Союза ветеранов
  • *
  • Сообщений: 180
ГЕЙША ЛЮСЬКА
« Ответ #1 : 27 февраля 2009, 21:40:43 »


                                  ГЕЙША  ЛЮСЬКА
 
          В тот день была Масленица. Никто на корабле про сей
православный праздник как бы не поминал. Хотя и всуе даже замполит об этом дне не отзывался. Масленица, да и всё тут. Но блины на завтрак коки испекли отменные и подали с духмяным домашним вареньем, явно принесённым кем-то из корабельных. Вполне может, что тем же замполитом, а то и командиром. Всё ладилось на главном, штабном «тазике», как между собой почти ласкательно отзывались о корабле матросы.
          Да и не только они. Ко всему к бородачу- Кэпу, то бишь командиру приставали как всегда некстати подчинённые «годки»-матросы. Да и старшины, хотя реже. Вынь- положь им животину на корабль, да и всё тут! Но не гоже, на
флагмане разводить «псарню». Тут тебе и из штаба флота могут
наехать, а то и вовсе из ГУКОСА (Главное управление космонавтики).
А уж про лампасников из ГУРВО (Главное управление ракетных
войск) и вспоминать тошно: всё не по ихнему. В экипажах
соединения зелёномундирщиков иначе как «сапоги» не именовали.
       А тут ещё и псину на общий догляд…Да нет, нет и нет! И
старпом туда же: «Чего ерепенишься…Салага. Послужи с моё!
Приедет какая цаца и тычет во все дыры. Хорошо на «корытах»
(потешное название «Чумикана» и «Чажмы»),- они осадистые и
спасаются от супостатов на рейде. А тут отдувайся за всех! Вот и
сегодня: устроили ярмарку на плацу! Прямо детвора. Бабу лепят с
«бабанятами». Мореманы, мать их в душу! С глаз долой!
- Дежурный, построй- ка эту банду. Да нет, на стенке и построй.
  Замполита пригласи. Пусть растрясётся!
       Тут же по громкой на палубе: «Малый сбор! Команде
построиться на плацу. Форма одежды…» И через пару минут над
Козаком горланили «Ур-ра!!» Замполит объявил, что сразу после
обеда всем свободным от вахты- культпоход! С произвольной
программой и по подразделениям. Значит не всем табором и куда
хотят. А «хотеть» можно было в кафе и во Дворец культуры в кино. Хотя не возбранялось и на лыжах с креплениями на сапогах.
Муторно, но всё лучше, чем сидеть в кубрике или «ударно чистить
снег от забора и до ужина» .
          Боцман трактовал на свой манер: «Любовь  к морю прививается невыносимой жизнью на берегу!»
А в подтверждении своего кредо мичман Сероштан всегда
задумчиво воспринимал зимние многомесячные походы в
тропические широты: «Эта ж скока снега до конца зимы не вычистим
и не вывезем! Опять пузы греть и шкафуты красить!» И провожал
с нескрываемым сожалением оставшиеся на берегу трёхметровые
сугробы. А тут этот дурацкий культпоход. Не иначе трюмные
напьются! Нет, чтобы песочку на гололёд привезти! Эх…
       Но строй матросов с «Сибири» неумолимо скрылся за углом
ГАИ, удаляясь в сторону ДК «Меридиан». «Топ, топ, топает малыш!!»- Орали где- то уже на удалении лужёные глотки парней переделанный под строевую песню известный шлягер. Воцарилась тишина. И лишь поскрипывали трапы соседних «тазиков» и стучал о стенку неприкаянный лёд. Но ближе к ужину, а ещё вернее- к вечерней приборке «вольница» возвращалась на корабль. Ещё издалека было явно слышно, да и видно, что электрики не в меру возбуждены.
«Вот, поганцы! Всё таки хлебнули! Надо бы бычка (командира эл.мех.боевой части) позвать. Это его ребята ржут и горланят!»-прикидывал дежурный по низам мичман Ситников. Хотя странно как- то, вроде как в цирке над клоуном хохочут.
        И лишь на подходе стало видно, что старшина Тимохин несёт
Нечто за пазухой шинели. «Нечто» вырывалось и выразительно лаяло. В конечном итоге роба у Тимохи была попросту обоссана приёмышем. А, опорожнив мочевой пузырь на опешившего попечителя, чернявый Бузотёр(так нагло мог себя вести лишь уличный беспризорник) начал скулеть и злобно лаять, требуя снеди. Оказывается, что Тимоха «со товарищи» подобрали в фойе дворца распоясовавшегося щенка. По словам дежурной он беспрестанно «жрал и срал». А убегая от матросов
стянул скатерть и разбил графин. В довершении занял круговую
оборону в чьей- то помидорной рассаде у оконного витража.
        Парни уж было отступились от четырёхлапого хулигана, но
Пожилые тётечки- вахтёры умоляли забрать «куда глаза глядят»
непрошенного квартиранта. При ближайшем досмотре выяснилось, что погром и свинство в храме культуры устроила дама, сиречь сучка. Васька из ПЭЖа поймал её и сразу определил: «Ах ты, сучка! Я т-те покусаюсь!» И отдал её своему старшине «для принятия решения». Решения он принять толком не смог, а ОНА сожрала у него весь припасённый на вечерний чай запас медовых пряников. А когтями лапнула его по физии и порвала
на робе край боевого номера.
- Во, мегера, чисто моя соседка Люська в коммуналке! Вот сучка, я вам скажу! И куда мы с ней, с этой фановой клоакой?
- А давайте её Люськой назовём! А, мужики?!- поддержал разговор
стармос Будаков. И свершилось чудо: свежеиспеченная Люська
воспряла своей ухмыльной мордашкой и выпрыгнула к ногам
вахтенного на юте в шубе и валенках. Повиляла хвостом вроде
как в знак согласия и…сделала лужу. Грянул хохот. Люську
приняли. «Жюри» по достоинству приняли её антраша на «бис».
         Ни секунды не сомневаясь в своей безнаказанности и вседозволенности, Люська смешно виляя задом попрыгала
к люку на юте. Люк источал корабельное тепло. Уморительно, эдак нараскоряку, сучка продефилировала по трапу. И лишь команда «Начать приборку» отвлекла матросов от гостьи. Нет,
уже, пожалуй не гостьи, а некой корабельной артистки в
собачьей ипостаси. Она попросту стала членом экипажа «Сибири».
- Смир-рна! Дневальный на выход!- в суматохе рявкнул кто- то
из электриков, увидев вошедшего в кубрик капитана 2 ранга старпома Гаранина. Офицер изумился такому служебному рвению
старшины. Хотя все присутствующие явно опешили: начальник такого ранга их посещал если не совсем, то весьма редко.
        Не смутился лишь пузатый щенок невесть какой породы с
удивительно любопытными миндалинами глаз. Люська приветливо помахивала колечком хвостика и даже вопросительно тявкнула. Понимай: «Чего встал, видишь, люди приборку делают,
а ты шлёндаешь по мокряди! Да уж ладно, сказывай, чего надобно!?» И тут же игриво мотнула головой и тявкнула.
 - Так вот кого вы принесли на корабль без разрешения! Ты посмотри- кА,- на меня же и тявкает! Ты на кого хвост поднимаешь, цуцик эдакий?! Соображаешь? Я- старпом! Меня следует уважать и побаиваться. Ву компроме? По французски ещё не шпрехает? Учите помалу. А вобщем, ладно, уговорил я командира. Пса оставьте. Но сразу к доктору. Где старшина команды? Ты будешь мне за него в ответе. Над животиной не измываться, гадостям не обучать. Всё остальное- по корабельному расписанию. Понял? Выполняй!
Щенок на время нотации предусмотрительно отошёл подальше и выслушал наставления из-под стола. При сём малышка как бы размышляла: «И чего этот пахнущий духами строгий дядька добивается от неё и почему все его так почитают? Но у него в руках не было даже веника, символа власти вахтёрш и уборщиц в ДК. Странно всё таки…»
        Так у Люськи появились начальники большие, средние и старшина Терёхин- «папик». К ним добавились боцман со странным именем Сероштан. Ко всему он был мичман и от него вечно пахло краской и «шилом», хотя ни того, ни другого он с собой не носил. Боцман был убеждённый холостяк и считал свой корабельный образ жизни идеальным. А когда по вечерам он источал терпкий аромат «шила», то любил изливать душу Люське. Он гладил щенка и целовал в мордашку. Так они коротали вечера и собачонка виляла хвостиком, поскуливала, а то и подвывала на последнем слоге, когда Сероштан напевал: «Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю»
       Псина безропотно дала себя обследовать корабельному врачу и «приняла ванну». После чего дурашливо лаяла и чудачила. За
что с камбуза принесли миску, а в ней мясной мосол. Трапезу молодая закончила компотом. Лакала и смотрела на всех вопросительно: «А что, молока нету?» Конечно нету. Но стали приносить из дому офицеры и мичмана: «Вот, принёс тут, для щенка!»
И непременно гладили смышлёную сучку- юнгу. Многим в благодарность она нежно лизала руку.
       Никто не припомнит, чтобы Люську приучали к гальюну.
Не лаяла она и в адмиральский час, а тем более в командирском отсеке. Щенка привечали везде. Но мостик, санчасть и офицерская каюткомпания были для неё изначально табу. Люську представили экипажу на следующий же день на вечернем построении. Щенок полулежал на принесённом для него коврике, высунув язык и выставив пузико на всеобщее обозрение. Старпом не удержался:
«Ну чисто японская гейша!»-Сказал так, вроде для себя. Но услышали все и прозвище прилипло сразу: «гейша Люська» Да она и не возражала. Тем более, что некий аналог был налицо. Разве что образовательный ценз пришлось опустить. А заодно и чайные церемонии: сложно, хлопотно и недостаток фарфора.
          Зато походку на «Сибири» сменили все: поднимая ноги смотрели под них,- нет ли там лап мохнатенькой «гейши»- колобка. Летели дни, а за ними недели краткого пребывания корабля у причала. Команда с увлечением предавалась прелестям береговой жизни. Утренняя зарядка на плацу, вечерами футбол… Люся болела яростно. Пренебрегала правилами поведения, а то и вовсе выбегала на поле и хватала зубами шнуровку мяча и убегала. Кувыркался мяч и она с ним. Мяч реквизировали и игра продолжалась.
        Утром «гейша» почитала за священнодействие проводы на зарядку. Выскакивая из люков юта и дверей шкафутов, команда бежала к трапу и на берег. На юте их поджидали дежурный, вахтенный и… конечно же- Люська. И, если первым было по барабану форма одежды физкультурников, то «гейша» блюла развязанные шнурки и  тельняшки навыпуск. Нарушитель облаивался, а шнурки чуть ли не обгрызались. Виновные спотыкались, падали, образуя куча- малу и тут же получали «втык». Люська млела, наблюдая последствия «инспектирования». Облаивала всех и постоянно, видно по- собачьи  вела счёт бегу: «Раз-два- три! Гав-гав – гав!» И все смеялись. Отсутствие собаки на физзарядке означало, что она со старпомом и врачом «снимает пробу» на камбузе. Хотя моментом позже «гейша» налаживала службу, облизывая мордочку от прошедшей дегустации. Ну куда тут деваться! Служба!
          Правда иногда случались казусы, когда подросшую уже  инспекторшу прилюдно пытался оседлать кобелёк со «Спасска». Но, как видно, даже подросшая сучка пока «не вышла в стати». И кобелёк удалялся восвояси, нервно подёргивая хвостом, а может и ещё чем.       
      Но, едва заблестели лужи на берегу и на зарядку стали бегать по тельнику, как на соединении сыграли «к бою, походу», то есть к выходу в моря на работу. А повзрослевшая «гейша» сбегала по трапу в два- три прыжка. Природа наделила её недюжинным собачьим умом, чутьём и сноровкой. Недостатка в учителях не было. И каждый был сам себе кинолог. Кульбит и чуть ли не двойное сальто «без кимоно», «цыганочку с выходом» и «яблочко» исполнялись ею походя, хохмы ради. Безошибочно определяла, в какой шхере «сачкует» приборщик во время аврала. Ночью будила спящих «без задних ног» вахтенных и дневальных при подходе дежурного. 
       Люсю буквально боготворили. И было за что. Дело в том, что щенка в ДК подбросил скорее всего нерадивый охотник. Собачка была редкой охотничьей породы БАССЕТ. Кто видел эту породу взрасщённой до экстерьера, тот прежде всего запомнит взгляд животного. Это глубоко посаженные глаза под массивными веками
уставшего от жизненной суеты человека. Взгляд добрый, всепроникающий, как бы говорящий: «Не надо слов. Я давно всё понял!» Бассет патологически предан людям. Одиночество может свести его в могилу. Но на внимание к себе он отвечает многократным восторженным чувством. Собака этой породы предвосхищает любую дрессуру. И единственное, став взрослой, бассет начинает напоминать
некую нищую гувернантку в лохмотьях.
       Отвисающая, как бы лишняя шкура создаёт впечатление накинутых на неё обносков. Ко всему собака просто удивительно копирует хозяина, причём явно с юмором. Её морда становится почти изумлённой и на ней прописано: «Батюшки, ну до чего здорово! А действительно: почему бы не попробовать?! А?» Так вот Люся стала взрослой собакой английской породы бассет. И был месяц май. На Камчатке почти растаял снег, а «Сибирь» уходила из Авачи в Тихий океан.
      Мерно переваливаясь с борта на борт, корабль устремлялся в
к устью бухты, к исконным Трём братьям. Так начинался первый поход в 1959 году, так начинались и все последующие. На корме стояли ютовые в спасжилетах во главе со своим чудаковатым боцманом. А у его ног сидела головастая собака Люська, нашедшая свой дом и родных ей людей на этом корабле- морском бродяге. 
        «От мест отойти!»- прозвучало по верхней палубе, когда берега Камчатки приплюснулись к линии горизонта. Игривая «гейша» со всех ног бросилась в кубрик к электрикам. Там же она была «прписана» на бачке, то есть на пропитании. Удивительно, но Люська вопреки манерам собак всего света, никогда не околачивалась возле камбуза.
        Она чётко усвоила, что еду надо принимать на СВОЁМ бачке. Её миска лежала в кубрике. А при команде «Обедать», брала её в зубы и легонько ставила на краешек стола. И, если бы она могла орудовать ложкой, то была бы подавно равной другим. Знала, что после приёма пищи надо прибрать за собой, помыть посуду. Она даже не чавкала за столом, а вылакивала и вылизывала свою миску с особой тщательность. После чего выпивала тем же манером вылитый в миску компот. И, потупив глаза сидела «за компанию». А вскочив из- за стола со всеми, как бы испрошала: «Я всё правильно сделала?»
        А когда бачковой приносил горячую воду, то оно первая плюхала в неё свою миску. Причём делала это исключительно аккуратно, без брызг. Боцман был против очеловечивания Люськи за столом. Но ребята настояли. И собака без приукрас дорожила этим. Приносила ВСЕМ и ВСЁ. Носки, тапочки, брюки, расчёску, книгу и ручку…И никогда ничего не путала: кому чего и откуда. Будь то служанка, так послала куда подальше, но Люська не просто исполняла просьбу (Но не команду!), а делала это даже жеманно, если не кокетливо.
        Но всё то, что вы прочли о «гейше»- Люське будет мелочью по сравнению с её публичными «выходами» на «браво», «бис» и всевозможные «бонусы» на носу. А короче- выступлениями на  полубаке, где курила команда после трапезы. Здесь к «гейше» подходил «костюмер» и облачал артистку в цветастое кимоно. Скреплял её огромные блинные уши на затылке и делал эдакие заколки из палочек. Уши оттягивали прорези глаз на восточный манер. Так что «гейша» была «без дураков».
         И тут начиналось такое, что покажи это в наших цирках, то можно любые сборы делать. Ноги у Люськи были мощные, но короткие, а туловище что у сенбернара. Так вот представьте это «изящество», да ещё в кимоно и на задних лапах. А ужимки и вихляние задом в купе с хвостом придавали ей вид истасканной барменши «цветущих» лет. От хохота и аплодисментов Люська входила в раж. Даже «адмиральский час» готовы были пожертвовать матросы ради представления «гейши». Да и не каждый день удавалось  свершить «действо». Ко всему требовалось негласное «добро» старпома. А если честно, то не всем были по душе «собачьи» концерты. И Люська это чувствовала больше, чем её благодарные зрители. Чувствовала и переживала: разлад в ЕЁ доме.
           Вот уже третьи сутки, как «Сибирь» в лапах изматывающего шторма. За месяцы стоянки в базе команда отвыкла от морей и многие заново болели «морской болезнью». Свет был  не милСвет был не мил и не было ни малейшего желания что- либо делать. Вахту на юте нести напрочь никто не мог: там болтало безбожно «винтом»
            Колеватов еле дошёл до рубки дежурного. Его бросало от переборки к переборке. Тошнота безудержно сжимала спазмой горло. Желудок был пуст, но его вновь и вновь выворачивала рвотой. В кулаке он сжимал солёный огурец, пытаясь кусать его и глотать, чтобы унять конвульсии желудка. Наконец ему это удалось.
          Солёная мякоть вошла в пищевод и, едва сдерживаясь, проникала глубже. Лёня второпях начал кусать спасительный огурец снова и снова. На время муки прекратились и парень смог вздохнуть полной грудью. Следующий удар волны выбил трап из- под ног, но
кто- то удержал его своим телом от удара об угол. Этим «кто- то» оказалась Люська. «Спасибо, милая!»,- подумал матрос и ухватился за спасительный поручень. И уже вместе с собакой осилил выступ комингса. Развод был в коридоре.  Теперь назад, в корму. Там Лёня должен сменить вахтенного на юте.
          Люська была ему ниже колен и была скорее моральной поддержкой. Но и этого хватило Колеватову для поднятия духа. Вот только дышать спёртым воздухом нижней палубы было невмоготу. «Будь что будет! Пойду по шкафуту, хоть глоток свежего воздуха!»- подумал Лёня и отдраил дверь. Они вышли вдвоём. Волны время от времени зарывали бак и катились по шкафутам. Такие вполне могли сбить с ног и сбросить за борт. Люська жалась к его ногам. И очередная волна так высоко задрала бак корабля, что они оба буквально скатились лёжа в корму.
        Вьюшка с пеньковым тросом оказалась аккурат на их пути. Собаку отсекло волной к средине юта и ударило о пиллерс вертолётки. Она взвыла от боли, но инстинктивно бросилась к человеку. Лёня упредил Люську и одномоментно они оказались у ног опешившего вахтенного. Всё. Смена вахты произошла…Теперь им с собакой надо проникнуть в палубный люк, что они и сделали при минимальном крене. Полные карманы солёных огурцов и свежий воздух помогут выдюжить Колеватову 4 часа вахты. Но он никак не мог взять в толк: «Откуда и почему именно с ним оказалась «гейша»? Чутьё? А может некая телепатия на сигнал тревоги от наших биотоков? Но факт неоспоримый: не будь её, неизвестно, что стало бы с парнем. Потом выяснилось, что за штормовые сутки у Люси было немало прецедентов со спасением или помощью.
        Уже позже, когда морская болезнь канула в небытиё, корабельный народец ожил. А привычный режим вахты и питание восстановили силы. Но в тропиках хуже всех приходилось животному: её лапы не были достаточно защищены от раскалённой палубы. Хотя позже Люська бегала с удовольствием, особенно во время приборки: вода охлаждала палубу. А в дрейфе, но уже по вечерам возобновлялись люськины кульбиты и «антраша».
         Долго изумлялась собака выходке пойманного кальмара: он умудрился прыснуть ей чернилами в морду. И почти до конца похода у нашей артистки не было желания «знакомиться» с кальмарами. Выловленных акул наша охотница облаивала не ближе, чем с трёхметрового расстояния. Но никто даже не догадывался, что Люська чуть ли не с первого своего дня пребывания на корабле «вычислила» своего заклятого врага. Это он выбросил на мороз беспомощного щенка у Дворца культуры. Там его и подобрали сердобольные вахтёрши, а потом «удочерили» матросы с «Сибири».   
          Сделав положенные работы экипаж вернулся в базу. «Гейша» Люся стала полнокровным членом команды. Никто и представить себе не мог, чтобы любимицы не было на подъёме флага или на построении по большому сбору. А по громкому смеху матросов можно было безошибочно определить место пребывания «гейши».
        Но вот на очередное утреннее построение она не прибежала. Не было её и в кубрике. Может загуляла с местными женихами? Но уже на вечернем построении было прощание с телом корабельной любимицы. Её нашли на поверхности воды прямо у борта. Ночью был небольшой шторм. На шее болтался обрывок удавки. Электрики и боцман плакали, не скрывая слёз. Смахивали слёзы даже видавшие виды мичмана. Душегуба вычислили позже. Он сам признался по пьянке. Но на корабле его уже не было. А жаль.

        История записана со слов Донец Александра, члена экипажа «Сибири». Все имена и фамилии вымышленные.
                                                Валерий Граждан.




.